Владимир Высоцкий - Роман о девочках (сборник)

Еще какие новости?

Эта самая Роза покинула мою палатку и ретировалась в поселок, где сняла комнату; Ялович ее не навещал, всячески намекая на отъезд, но она твердо сидела на своем и ни с места. А сегодня выяснилось, что у ней денег нет. Сейчас пойдем обсуждать. Ялович хочет нам что-то сообщить.

Марина лежит на исследовании <���…> Скоро, когда Марина выйдет, – приедет к нам Кулик (она пока живет у Марины). Правда, что здесь Кулик делать будет – не знаю, потому что делать ей нечего. Артистов и так – как собак нерезаных, и еще одна будет. Но она очень хочет, потому что ей грустно. Все соболезнуют.

Про Романа ничего не слыхал – приедет или нет. Сегодня будем звонить Радомыле, он все расскажет. Погода здесь хорошая, жарко. Но теперь без надобности – даже наоборот, – снимаемся целый день в песке. Очень жарко. У меня в волосах колтун, а под колтуном песок.

На Марс мне лететь и новую жизнь начинать не придется, все я делаю по предписанию врача и прекрасно себя чувствую.

Скучновато тут, все время хочется спать, а во сне сны про вас и про Москву. Я вас обоих целую и люблю, а остальным привет. Пусть ребенку про меня говорят почаще, чтобы не забывал.

Володя.

Люсик! Хорошая моя лапа! Прости, что так долго не писал, но совсем нет времени, да и ты тоже не балуешь меня письмами. Звонил я матери в Москву, но никого не застал, сейчас буду звонить еще. Очень волнуюсь, как ты и когда. Пусть мне сразу дадут телеграмму. Я вылечу, если не в этот день, то во всяком случае быстро, и приду к тебе в роддом, и встречу тебя из него. Очень соскучился по тебе и по Аркашке (скоро буду писать про троих), а тут ты еще редко пишешь: два письма за все время – очень мало, если учесть, как я вас люблю и какая здесь зеленая тоска. Снимаюсь сейчас много, но все это на дальних планах и сзади. Пока гонят и хотят успеть снять Овчинникову – она послезавтра уезжает. Мои основные сцены еще впереди.

Есть такая маза (ходят слухи), что в Киев мы не поедем, если успеем здесь снять натуру, а это уж от бога – даст господь дождичек или нет. Если нет – тогда не поедем, и в конце августа – в Москву навечно.

В Москве, наверное, хорошо, потому что там ты и Аркашка. Чудесно, что он будет на даче, а с деньгами – фиг с ними. Я тебе послал не все, потому что Радомыло звонило и просило выслать ей (или ему) в Ялту. Оно поехало отдыхать и развратничать.

Тут такие дела: к Пешкину приехала жена Алла, она заняла Севкину постель и палатку, и Севка – бездомный потомственный артист, старается днем посильнее устать и попозже ложиться. Упадет где-нибудь, бедняга, и спит, а холодно и страшно. Он пытался к нам, но у нас тесно, и Ялович предложил спать ему в палатке у пиротехника на ящиках, а в ящиках взрывчатка, дымовые шашки и всякая ужасть. Так что он спит на бочке с порохом в прямом смысле. Пешкин делает вид, что думает, будто все устроилось великолепно, но мы его разубедили, и он пошел снимать комнату в поселок. Яловичевская стервь уехала с позором, предварительно развязав язык, что Ялович ее обманул, обесчестил, завалил на экзаменах и т. д. и т. п. Генка это мужественно перенес, и уехала она под свист, улюлюканье и недоброжелательные взгляды. Все вздохнули. А из Москвы стало известно, что Марина лежала на исследовании <���…>. Генка обзвонился, и вроде все обошлось – тревога ложная.

Снимаемся мы в жаре, в песке и голые. У меня – хорошая фигура, и я очень физически сильный, меня ставят на первый план, – меня и еще одного парня, но он Тарзан, и я у него учусь, а он у меня – нырять. Я ныряю метров на 50 и всех восхищаю.

Лапочка! Это я расхвастался затем, чтобы ты меня не забывала и скучала, и думала, что где-то в недружелюбном лагере живет у тебя муж ужасно хороший – непьющий и необычайно физически подготовленный.

Я пью это поганое лекарство, у меня болит голова, спиртного мне совсем не хочется, и все эти экзекуции – зря, но, уж ежели ты сумлеваешься, – я завсегда готов.

Было вчера собрание. Пугали актеров высылкой в Москву и денежными штрафами, если они себя не будут блюсти морально и физически и не опаздывать.

Впервые ко мне нет претензий – это подогревает морально. Единственный упрек – зачем я покрываю Яловича, когда он на съемке спит где-нибудь под машиной, а мне его жалко, он худой, нервный и несчастный, – ему Марина пишет официальные письма без ласковых слов и, кстати, хорошо делает. Он ее все время во сне видит и стонет.