Александр Галкин - Болваны

Почему-то в памяти всплыла Одесская лестница Эйзенштейна. Из "Броненосца "Потемкина"". Детская коляска катится по крутым ступеням бесконечной лестницы, прыгает с пролета на пролет. Ужас на женском лице. Ну при чем тут лестница?

Чтобы родиться, надо прежде умереть, - вот мораль сна. Птицын задумался о своем рождении. По рассказам родственников, он родился ногами вперед, как покойник. Покойник, правда, умирает, а не рождается... Но все равно... Его выносят ногами вперед, чтобы, не дай Бог, он не нашел путь обратно домой. А больных выносят головой вперед: те, мол, обязательно должны вернуться. Чушь собачья! Неужели привидение не найдет дороги в родные пенаты? Еще как найдет!

Так вот, он родился, будто умер. Из материнского лона его тащили два санитара (едва ли он хотел вылезать в этот мерзкий мир) - с тех пор он чуть-чуть припадал на правую ногу, как библейский Иаков.

По большому счету он родился по ошибке. Со слов старшей сестры Птицын знал, что родители не слишком жаждали лицезреть ангельское личико второго чада в то трудное время покрывшейся ледком "оттепели". Отец подсаживал мать на гардероб, а мать прыгала с него вниз, стремясь избавиться от эмбриона естественным путем. Впрочем, у зародыша, или нынешнего Арсения Птицына, жажда жизни была велика. Вот почему он родился, как рождается несчастная жертва аборта, то есть вопреки всякой логике.

Бабушка говорила, что крестила его втайне от родителей на кладбище. На Ваганьковском кладбище.

Если опять-таки верить сегодняшнему сну, его душа противилась воплощаться на земле. Так нет же: ее ведь втолкнули, куда надо.

Действительно, с какой стати он родился в этой стране, у этих родителей, в это тупое время? Покрыто мраком...

Проспал! В испуге он рывком сел на кровати. Ошалело уставился на циферблат: прошло всего только три минуты. За окном стояла ночь. Вдалеке, у дороги, мерцали фонари. Рассвет едва брезжил. Птицын кожей почувствовал синий холод, застывший на деревьях, заснеженных крышах, светло-сизом небе. Из кривой толстой трубы клубился дым, наползая на сплюснутую, изъеденную ущербом луну.

"У Верстовской на левой груди родинка с копейку. Нет, чуть-чуть меньше. Это у Егора Беня родинка с пятак, правда на шее... На пятак не очень похоже, скорей на птичий помет... капает на спину..."

Птицын вспомнил, как на физкультуре Бень бежал стометровку на тоненьких птичьих ножках, отчего-то не ломавшихся под тяжестью его массивного туловища, толстой задницы и курчавой головы, похожей на одуванчик. Кривые ноги Беня в разнобой шлепали по гаревой дорожке и тело переваливалось с боку на бок, в то время как родимое пятно морщилось на шее и между ключицами. Наблюдая Беня со спины, физкультурник задумчиво повел носом и поинтересовался у кучки студентов, сгрудившихся на старте: "Он в московской школе учился?" Ответом был дружный хохот.

Птицын опять испуганно встрепенулся. На часах уже двадцать минут восьмого. Мысли двигаются медленно, как жернова. Птицын спустил ноги на пол, нащупал пальцами тапочки.

Что ни говори, у Егора Беня поэтическая внешность, почти как у Александра Блока. Есть примета: у кого курчавая голова, тот глубоко религиозен. Беднягу Беня недавно застукали в церкви на "Парке культуры". Бень там молился, поклоны бил. Настучали-таки, мерзавцы, секретарю парткома! Как его, чёрт?.. Виленкин Марлен Лазаревич. Вот это имя!.. Как раз для секретаря. Года полтора назад он курировал от парткома комсомольскую организацию филфака. Как видно, с тех пор, несмотря на повышение, у него остался вкус работы с молодежью.

Говорят, он незаконнорожденный -- от Лазаря Кагановича, последнего сталинского сокола. Сволочь страшная, Виленкин этот! Ушлая скотина: все пронюхал, даже про веру. Взял Беня за грудки: выбирай, мол, подлец: или исключение из alma mater - и, стало быть, доблестные Вооруженные Силы нашей любимой Родины, или - записывайся в атеистический кружок и выпускай стенгазету - что-то вроде "Воинствующего безбожника". Разумеется, Бень выбрал второе.

Бень с честью искупил свой антиобщественный поступок - молитву в церкви: он оперативно выпустил раскрашенный акварелью листок со стихами под броским двусмысленным названием "Души прекрасные порывы". Под каждым стихом было скромно подписано: "Е.Бень". Носков в курилке резонно заметил: "Не хотел бы я встретиться с его матерью".

Птицын натянул носки и майку, влез в тренировочные, но снова надолго задумался, так что неодетые штаны так и остались висеть на коленях. Пошел снег. Луна поднялась выше. За окном уже слышался торопливый стук каблуков, обрывки разговоров и смеха - начиналась утренняя суета. Из окна дуло. Птицын опять накинул на плечи одеяло.