Гилад Элбом - Параноики вопля Мертвого моря

— Ничего, если я музыку включу?

— Да пожалуйста. Итак, чего же просит от нас Бог? Две простые вещи: очистить свою плоть и очистить свое сердце. И все. А почему? Потому что это твой долг. Ты выполняешь свой долг, Он выполняет Свой. Он прольет для тебя свой первый и последний дождь. Для него это не проблема. Ему принадлежат не только небеса, но и небо над ними, и еще земля и все на земле. Бог всех Богов, Властитель всех Властителей. Огромный, смелый, ужасный. Его не купишь, не подкупишь. Он любит вдов и сирот, чужестранцев и бродяг. Дает им пищу и одежду. И мы тоже должны. Мы всегда должны любить тех, кого притесняют. Должны. Когда-то и нас притесняли. В Египте. И во всем мире. Знаете об этом, да?

— Да.

— Вот я приведу пример.

— Давайте.

— Назовите страну. Любую.

— Израиль.

— Другую страну. Но мне не говорите.

— Угу.

— Загадали страну?

— Загадал страну.

— Зарубежную?

— Зарубежную.

— Хорошо. Ну а что делают в зарубежных странах?

— Не знаю. Что они делают?

— Я вам скажу. Сначала они сеют, верно?

— Верно.

— А потом?

— Потом жнут?

— Нет. Поливают.

— Есть смысл.

— Но как они это делают?

— Не знаю. И как?

— Пешком. Они выходят в поля, и поля огромные, и пешком орошают эти проклятые поля, как если бы это были не поля, а огороды. Видите, к чему я клоню?

— Ага.

— Вот именно. Вот в этом-то все и дело.

— Точно.

— Так почему же мы забыли?

— Мы уже почти в Тель-Авиве.

— Я быстро. Самое главное. Никаких проблем с гоями. Наше предназначение — унаследовать их земли, их предназначение — исчезнуть. Освободить пространство для тех, кому оно было обещано. Если мы ступили куда-то — это наше место. И все это знают. От Египта до Ливана, от Евфрата до Средиземного моря. Мы должны внушать им ужас, а не наоборот. Разве вы не согласны? Уверен, что вы согласитесь.

— Мы уже почти у Центрального штаба.

— Уже? Ну, расскажите о себе. Чем вы занимаетесь?

— Я? Я — писатель.

— Правда? И о чем вы пишете?

— Подумываю написать о реколоризаторе [33] Реколоризатор (он же деблокиратор) — электронное устройство, использовавшееся, предположительно, в ГДР для восстановления цвета в цветных телепередачах, которые были перекодированы в черно-белые. .

— Плохая идея.

— Почему?

— Вам ни за что не поверят.

— Кто?

— Гои.

— Это почему?

— Уж поверьте мне. Я ездил в Америку в прошлом году. Встречался там с христианами, которые нас поддерживают. Хорошие они люди. Ну, вот мы выпили, стали рассказывать смешные истории. Я им рассказал про реколоризатор.

— И что?

— Не поверили, решили, что я лгу.

— Да это смешно. Все знают про реколоризатор.

— Только не в Америке. Они говорят, это технически невозможно. Решили, что я это придумал.

Я останавливаюсь на парковке возле центрального штаба. Без двадцати семь.

— Рафаэль Бен-Барух, из Ариэли. Спасибо, что подвезли.

— Очень приятно.

— Удачи вам с книгой. Пришлете мне экземпляр, как напечатаете, хорошо?

— Она на английском.

— На английском? Вся книга?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Я просто пишу её на английском.

— Вот видите, о чем я? Всё забыто.

— Я все равно пришлю вам, как напечатаю.

— Не стоит беспокоиться. Спасибо, что довезли.

Он выходит. Я бегу к кабинке охраны и отдаю свой гостевой пропуск. Постовой смотрит на меня секунду, словно пытается что-то вспомнить, потом отдает мое удостоверение. Я засовываю его в бумажник и забираюсь в машину. Шесть сорок пять. Быстро! «Фазз» закроется через пятнадцать минут. Налево по Арлозорова, потом опять налево по Блоха, мимо здания муниципалитета на Фришмана, на Мазарик-сквер. Тут на Заменхоф можно где-нибудь припарковаться. Вот так. Самое то. Без десяти семь. Славно. Десять минут — огромное количество времени, как говорят в армии.

И уж если вспомнить про реколоризатор, то вот кое-что абсолютно бессмысленное, зато грамматически верное: Ибрахим Ибрахимовы бесцветные зелёные мысли яростно спят.

Я подбегаю к магазину, но он закрыт. Я снова дергаю дверь. Закрыто.

— Они закрылись.

Я поворачиваюсь. Кто-то сидит на тротуаре, скрестив ноги по-индийски. Может, постарше меня, но совсем ненамного. Опирается спиной на витрину магазина. На тротуаре лежат блокнот и пачка сигарет с ментолом. У неё впалые щеки, большие глаза, короткие черные волосы, на голове коричневая шапочка, длинный черный шерстяной свитер длиной прямо до потрепанных ковбойских сапожек, коричневые вельветовые джинсы; худые ноги, худые руки, спичечные пальцы; пальцы держат ручку и сигарету.