Илья Стогов - Грешники

В 1996 году я женился. Перед этим несколько лет я провел сперва в тюрьме, а потом в психиатрической лечебнице имени Скворцова-Степанова. Но теперь самые худшие времена остались позади. Начиналась нормальная, взрослая жизнь.

С будущей женой я познакомился на собрании Свидетелей Иеговы. Мы вместе изучали Библию. А потом поженились. Для меня брак был очень серьезным шагом. Навсегда разделить жизнь с другим человеком… стать с ним единым целым… но за следующие десять лет я ни разу не пожалел об этом шаге. Прежде моя супруга одна воспитывала сына, который теперь стал и моим сыном. Неожиданно для себя я оказался в роли отца двенадцатилетнего подростка.

Навязывать свои взгляды ребенку мы не хотели. Когда сын первый раз сказал, что тоже будет Свидетелем Иеговы, мы с женой в два голоса начали говорить, что, мол, погоди, не торопись с решением, ты еще молод, хорошенько подумай. Но он ответил, что все понимает. Это его выбор, и он собирается ему следовать. Какие-то вещи, к которым я шел долго и мучительно, ему были известны с самого детства. Он вообще не очень похож на ребят, с которыми я общался в собственной молодости. Жизнь моего сына начиналась с надежды. Когда во взрослую жизнь вступал я, это было сплошное отчаяние.

Музыкой группы «Ноль» сын никогда не интересовался. У него имелись собственные музыкальные пристрастия. Я общался с ним и видел, что подростки 1990-х начисто лишены нормальной детской музыки. Для своего ребенка и для таких, как он, несколько лет назад я выпустил альбом детских песен на стихи советских поэтов.

Это начиналось просто как забава. Но неожиданно проект меня очень увлек. Я играл детские песни и сам как будто становился ребенком. Я словно ненадолго вернулся в свое собственное детство. Прожил его еще раз. В моем детстве было мало хорошего, да и вообще до двадцати пяти лет почти ничего хорошего в моей жизни не было. Я жил как жилось. Вел ту же жизнь, что и окружающие. Не я придумал эти правила — не мне их и менять.

А теперь вдруг появилась возможность попробовать все сначала. Прожить жизнь совсем иначе — осознанно. Так, как считал правильным лично я. Библия. Жена и сын. Моя собственная семья. Любимое дело. Музыка. Первый раз в жизни я был действительно счастлив.

Девяностые — мое десятилетие. Это было время, когда самой собой стала моя страна, — и я сам тоже был сформирован именно тогда. Из Советского Союза нам, нынешним, почти ничего не досталось. Все люди, все проблемы, всё вообще, что мы видим вокруг, — результат девяностых.

Сперва я думал, что эта эпоха стала счастьем и кошмаром для меня одного. Мне казалось, будто у остальных все иначе. А потом я начал писать эту книжку и понял: таких, как я, — целое поколение. У всех одно и то же.

Недавно я разговаривал со знакомым музыкантом и тот убивался:

— Между мной и поколением моих родителей — бездна. Такое впечатление, будто мы с ними прилетели с разных планет. Мой отец до сих пор поддерживает отношения со своими одноклассниками, а у меня от наркотиков умерли абсолютно все приятели, с которыми я общался в начале девяностых. Вспомнить прожитое не с кем! Никого не осталось! Один я.

Это чертово десятилетие танковыми гусеницами проехалось по моей биографии и по биографиям моих ровесников. Практически все, кто начинал эту последнюю русскую революцию, уже мертвы. А те, что уцелели, выглядят так, будто только что выбежали с пожара: огонь уже потушили, а на лице еще видны сполохи.

Счастливым из этих людей не выглядит никто. Кроме, пожалуй, Федора Чистякова.

Если бы с самого детства я мог узнать из Библии то, что знаю сейчас, — насколько проще и чище была бы моя жизнь. Все было бы не так больно: я мог причинить меньше страданий окружающим и не так сильно изваляться в грязи сам. Да только откуда было взяться Библии в моем сером советском детстве?

Я родился на правом берегу Невы. Район назывался Охта. Еще до основания Петербурга Петром I здесь располагалась шведская крепость, на месте которой потом построили громадный и уродливый Адмиралтейский завод. Собственно, никаких других достопримечательностей на Охте и не было. Фабричные трубы… мокрые фасады уродливых блочных домов… желтая вода на асфальте… дребезжание ржавых трамваев… Когда осенью начинаются дожди — повсюду непролазная грязь.