Мария Воронова - Ухожу от тебя замуж

Сразу пришло в голову, что Виктор, несмотря на испытываемую им дикую отцовскую тревогу, все же сначала потусовался на своей конференции, прежде чем сесть в обратный поезд. Она дозвонилась ему в семь утра, когда он только подъезжал к Москве. Ничто не мешало вскочить в первый же «Сапсан», и к обеду он был бы уже в больнице.

Но нет, Стрельников пересилил свое беспокойство, собрал волю в кулак и посветил лицом как минимум на утреннем заседании. И только разобравшись со своими делами, рванул спасать сына.

– Иди домой, Витя, – сказала она сухо, высвободившись из его рук. – Уже поздно, надо отпустить Альбину Ростиславовну.

Когда утром она позвонила свекрови, то ждала любой реакции, но только не быстрой и оперативной помощи. Бабка тут же подхватилась, спросила, не надо ли подменить невестку в больнице, и, получив отрицательный ответ, поехала к Грише, так что ребенок, к счастью, был не один, но все же после такого стресса ему наверняка хочется поскорее увидеть отца.

– Пойдем вместе, – вдруг заявил Виктор. – Чего вам тут киснуть?

– Нас оставили под наблюдением врача.

– Так я же врач. Буду вас наблюдать. – Стрельников игриво подмигнул, отчего Александру передернуло.

«Ты уже один раз понаблюдал, врач хренов», – подумала она, а вслух сказала:

– Витя, ты прежде всего любящий отец и не сможешь мыслить объективно. Хоть ты и очень хороший доктор, – добавила она торопливо. Привычка, что ж…

Стрельников нехотя согласился с этими доводами, нежно расцеловал сына, а потом Александру и ушел.

Прощаясь, Ивлиев признался, что скучает по работе и хотел бы вернуться хотя бы консультантом. Соня обрадовалась, все же она не успела перенять у него все секреты мастерства, да и Ивану Александровичу будет очень полезно учиться у такого мастера. А то еще наберется у Стрельникова всякой чуши, потом как избавляться?

Только как это сделать, если она для главврача пустое место? Последнее время он все решает с Виктором Викторовичем, будто заведующий отделением именно Стрельников, а вовсе не Соня. Ее только ставят перед фактами, да и то не всегда. Наверное, когда кончится ограничение на руководящую работу, его сразу назначат заведующим, а Соню разжалуют в рядовые врачи. Конечно, Стрельников более опытный специалист, доктор наук и больше подходит к этой должности, а она, если судить объективно, наоборот, еще не доросла, и решение это будет правильным. Только как потом работать в коллективе, где все знают, что ты не справилась и тебя понизили? Это уж такой позор, что хуже не придумаешь!

Она даже пожаловалась Герману, но он только прислал ей видео штормящего океана и посоветовал бросить всю эту «тряхомудию» и быстренько лететь к нему, пожениться и жить счастливо, не тратя нервы на подковерные интриги всяких чудаков.

«Может, и правда? – мечтала Соня. – Пусть тут сами квасятся, как хотят! Что я оставлю? Вечный страх ошибиться, несоответствовать? Мучительные терзания перед принятием каждого решения? Неуважение руководства? Опасность заразиться ВИЧ или сесть в тюрьму? Ивлиев сказал, мол, не хочешь терпеть адские страдания от поисков верной тактики, вали из профессии. Но он же не уточнил, что это позорно, с другой-то стороны! Это же можно – признать, что ты к чему-то не готова. Герман вот признал, что не готов лишить ее невинности, и ничего. Не потерял самоуважения, да и она не стала хуже к нему относиться, пусть и очень хотела пережить первый опыт именно с ним.

С другой стороны, выходить замуж только потому, что боишься не справиться с работой, тоже глупо. Брак, увы, это не каменный домик Наф-Нафа, в который можно вбежать и захлопнуть дверь перед самым носом злого волка. Хотя бы потому, что волк обычно живет внутри тебя самой…

А главное – это родители. Как от них уехать? Как оставить одних? Чтобы они видели внуков раз в год, если, конечно, допустить, что такой старый человек, как Герман, еще способен к зачатию?

Если бы она еще любила его, как делают героини книг, если бы чувствовала какое-нибудь томление, или что там положено. Но она даже не скучает по Герману! Иногда только думает, вот было бы хорошо, если бы он сейчас был рядом. Или когда поздно возвращается домой после трудного дня, представляет идиллическую картину совместного вечера.

Но так, чтобы тосковать или волноваться, «как он там без меня», этого нет. «Потому что без меня всяко лучше, чем со мной, – вздохнула Соня. – В бытовом плане точно. Пока я там приеду, пока научусь хоть пельмени варить, бедняга давно уже от гастрита загнется. И с работы его погонят за неподобающий внешний вид. В мятых брюках-то и в рубашках с прожженными воротниками». Ей не приходило в голову, что если сейчас, живя один, он приходит на работу точно такой, как во время встреч с ней, а именно аккуратный, подтянутый, в выглаженной форме или такой же качественной гражданке, то он в камеристке в принципе не нуждается, хорошо умеет следить за собой сам. Да ей много чего не приходило в голову, и главное, что Соня забывала важное знание о себе – что она умела быстро и с удовольствием учиться. А потому переживала, крутила в голове ужасные сюжеты своего позора в бытовой семейной жизни, ужасалась, страдала.