Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

— А потом что было?

— Ей в Бенаресе хорошо. Их там целая улица, все старые люди, приехавшие на берега великого Ганга, чтобы там ожидать конца. Некоторые там уже несколько лет живут. В шастpax старикам так и велено поступать. Лучшего конца не придумаешь.

Он говорил об этом так красноречиво и с таким вдохновением, что Шрирам не удержался и спросил:

— Вы тоже хотите туда уехать?

— Да, да, в свое время. Если будет на то воля Божия. Не всем же такая удача, как твоей бабушке.

Он замолчал и задумался, тихонько покачивая своими короткими ножками. Сандалии он из уважения оставил за дверьми кабинета, и Шрирам отметил про себя, какие у него грязные и натруженные ноги, черные от пыли.

Вернувшись на грешную землю, управляющий сказал:

— Она дала указание относительно платы за дом. Она просит прислать ей эти деньги.

— А разве в доме кто-то живет?

— Конечно, конечно. Разве ты не знал?

Шрирам так безнадежно отстал от жизни, что, казалось, не знал ни о чем, что произошло.

— Она распорядилась, чтобы мы нашли жильца, и мы его нашли. Он платит всего сорок рупий, переводит их на ее счет в банке.

От мысли о том, что в их старом доме кто-то живет, ходит там, открывает и закрывает двери, Шрирам пришел в ужас.

— А кто этот жилец?

— Какой-то торговец пряжей.

— Торговец пряжей! Вот уж не думал, что нам придется уступить наш дом какому-то торговцу пряжей! — воскликнул с отвращением Шрирам.

— Мы ничего не уступали! Мы их предупредим за месяц — и они его освободят.

Шрираму стало не по себе от этого разговора. «А где же я буду жить? — думал он. — И куда я приведу Бхарати, когда женюсь на ней?»

Хотя прошло уже столько лет с тех пор, как он покинул старый дом, он чувствовал, что может ни о чем не беспокоиться, думая о нем как о своем доме до тех пор, пока там живет бабушка. Его охватила тоска по дому. Стройные колонны с медными скрепами, веранда над канавкой и верхушки кокосовых пальм за рядом домов.

— Я потому и пришел, — сказал управляющий. — Она хотела, чтоб я тебе об этом сказал, и если тебе деньги не нужны — а их же порядочно там набралось, — она просит послать их ей. Видно, у нее кончились наличные, которые она взяла с собой. Это ведь можно сделать, правда?

— Конечно, почему бы и нет?

— Я только выполняю ее волю. Она хочет, чтобы я узнал о твоих пожеланиях.

— Делайте все, что ей нужно. Если ей понадобится еще денег, берите без колебаний из моих. Бедная бабушка! Жаль, мне недосуг заняться ее делами! Она столько для меня сделала. Как она там? Небось скучает?

— Нет, нет, совсем не скучает. Сегодня из Бенареса приехал один знакомый. Она хорошо себя чувствует; трижды в день совершает омовения в Ганге, молится в храме, сама себе готовит; у нее там хорошие друзья. Чудесная жизнь! Этот знакомый и привез от нее письмо.

Шрирам снова подумал о доме и загрустил.

— Небось они там понабивали гвоздей в стены… А что с моими книгами и вещами?

И он перечислил свое имущество. Управляющий принялся его успокаивать:

— Не беспокойся о вещах. Они все убраны. В угловую комнату, которую мы тебе оставили.

— А что еще нового? Как там война?

— Об этом запрещено, — сказал начальник тюрьмы.

— А все остальные как?

Управляющий хотел было ответить, но Шрирам прервал его:

— Я даже не знаю, какой сейчас год и месяц.

— Об этом тоже нельзя, — сказал начальник. — Ничего о политике, ничего о войне.

В полночной тишине Шрирам думал о побеге, снова и снова перебирая в уме всевозможные способы, о которых когда-то читал или слышал. Непременной частью всех этих планов, разумеется, были тайно пронесенные в тюрьму веревки и напильники. Не менее важно было умение перемахивать через стены и пролезать в вентиляционные отверстия. Он припоминал все подробности побега графа Монте-Кристо; все это очень его увлекало, полностью поглощая его мысли. Теперь он от души восхищался заключенными со стажем; круг его симпатий значительно расширился. Он понял, что в стенах тюрьмы нельзя сделать ни шага без разрешения тюремщиков. Судя по всему, надзиратели получают особое удовольствие от выполнения своих обязанностей: ни подкупить, ни уговорить их нельзя. Но все-таки ведь проносили же в тюрьмы ножовки и прочее? Пока он прилежно рыл землю или крутил ворот, мысли его блуждали далеко: он погружался в мечты о перепиленных прутьях решетки или о ловком спуске по веревке со стены — подвиги, которые так увлекательно изображались в кино.