Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

— Я похож на оптового торговца рисом.

Джагадиш одобрительно кивнул и с нескрываемым удовольствием произнес:

— Верно, верно… Если б я только мог поставить тебе на лоб темный знак касты, впечатление было бы полным.

Когда около семи солнце ушло за горизонт, Шрирам отправился в путь. Он чувствовал себя совсем другим человеком: он бы не удивился, если б Бхарати его не узнала. «Она и не разберет, что это за торговец рисом к ней пожаловал», — подумал он с усмешкой. От очков у него разболелась переносица, очки то и дело сползали на кончик носа, перед глазами все плыло. «Это мне за то, что не послушался Бхарати и не сдался в руки полиции!» — размышлял он. Дойдя до маленькой станции, он влез в поезд, идущий в Мальгуди. В купе дремали пассажиры. Он не стал их будить. «Уважающий себя торговец рисом не пожелает разговаривать с этой публикой», — подумал он и, усевшись, равнодушно уставился на пассажиров. Джагадиш оказался просто гением: Шрирам чувствовал, что усы его совсем преобразили, он словно маску нацепил — лучше и не придумаешь!

В Мальгуди от вокзала до бойни надо было идти с час по Базарной улице к югу. Шагая по знакомым улицам, Шрирам загрустил. Кажется, целый век здесь не был! Где-то за примолкшими лавками с темными окнами находился бабушкин дом.

Джагадиш снабдил его точными инструкциями. Торговец рисом должен затаиться у восточной стены бойни. Бхарати выйдет в уборную, что находилась здесь на углу, станет на валун, который специально сюда подкатили, и заговорит с ним через стену. Шрирам не знал, заметит ли она его усы в темноте и сможет ли он коснуться ее руки. Он терпеливо ждал. На ратуше пробило два. Его клонило в сон. Он вспомнил, как Бхарати назначила ему свидание в три утра, когда Махатма приехал в Мальгуди. «Видно, любит не давать людям поспать», — думал он. Он неподвижно сидел на земле. Часы на ратуше пробили три. «Сколько ж мне здесь сидеть? — размышлял он. — Может, надо мной подшутили?» Он начинал сердиться.

— Эй! — окликнул его чей-то голос.

Он поднял глаза. Над стеной появилась чья-то голова. Но это была не Бхарати, а одна из надзирательниц.

— А где же..? — начал Шрирам, вскочив.

— Ш-ш-ш, тише. Она не придет.

— Не придет?

— Нет. Лови-ка.

Она бросила ему письмо.

— Прочитай, — сказала голова, — и уходи побыстрей.

Торговец рисом побрел прочь, сжимая в руке листок бумаги. В голове у него гудело от тысячи всяких мыслей.

Под первым же уличным фонарем он развернул записку, Листок был вырван из блокнота для записей. На нем карандашом было наспех написано: «Я не могу заставить себя увидеться с тобой сегодня. В таких условиях это было бы унизительно. Бапу нам всегда говорил, что прибегать к обману нечестно. В тюрьме мы должны соблюдать правила или, если удастся, открыто менять их ненасильственным путем. Прости меня. Мы еще увидимся. Но прежде, прошу тебя, сходи к бабушке. Один арестант здесь сказал мне, что она очень больна. Долг твой — рискнуть жизнью и повидаться с ней. Иди, пока не поздно».

Мало кто мог бы его узнать, когда он поднялся по ступенькам дома № 14 по Кабирской улице. Он увидел, что из дома выходит лавочник Канни и тихонько прикрывает за собой дверь. Шрирама он не узнал, а тот на миг забылся и почти безотчетно его окликнул:

— Канни!

Его выдал голос. Канни замер и внезапно воскликнул:

— А-а, это наш молодой хозяин! Господи, что же ты натворил? Бросил свой дом и старушку, которая тебе и отцом, и матерью, и всем на свете была! Слава богу, хоть сейчас вернулся! Но ты опоздал.

— Почему? Почему? — закричал Шрирам. — Что случилось?

— Она умерла. Она умерла вчера ночью, в десять часов.

Шрирам оттолкнул его и вбежал в дом. Там, в памятной ему комнате под милой его сердцу старой лампой лежала бабушка. Она была накрыта белой простыней. Две соседки бодрствовали возле нее.

Сердце у Шрирама сжалось. Знакомые стены: старый календарь, который так и лежал себе под черепицей с крыши, медный сосуд на окне, в котором она держала воду для питья. Кресло, которое он купил ей из своих первых денег, стояло там, куда он его поставил. Ему вспомнилась прошедшая здесь жизнь. Он пошел в угол дома и посмотрел на свои книги, ручки, одежду, откинул крышку своего жестяного сундучка и заглянул в него. Все его вещи, которые он помнил с детства, хранились здесь в целости и сохранности. Женщины следили за ним тусклыми сонными глазами. Шрирам заплакал. Он не мог утереть слезы: ему мешали очки. Он сорвал их и швырнул на пол, но в ту же минуту подумал: «За это я перед Джагадишем отвечу. Я себя выдаю».