Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

Меж тем они не теряли времени даром. С помощью Джагадиша и под его умелым руководством Шрирам совершил немало дел, которые, как он надеялся, помогут его стране в борьбе за независимость. Поджег архивы в нескольких деревенских судах; пустил под откос пару составов и сорвал занятия в дюжине школ; швырнул самодельную бомбу, разнесшую в щепы парадную дверь сельскохозяйственного центра, начертал огромное «П» на стене («П» означало «Победу») и подновил надписи «Уйдите из Индии!». Он так преуспел в этой деятельности, что понемногу забыл о страхе. О полиции он и не думал: она казалась ему чем-то далеким и отвлеченным, не имеющим к нему никакого отношения. Он знал, что всегда сумеет ускользнуть. Его искали повсюду — только не там, где его можно было найти. Джагадиш неустанно повторял:

— Британцы уйдут из Индии с поклоном, если мы сломаем хребет их администрации.

О чем бы он ни говорил, слово «хребет» неизменно присутствовало в его речах. Как-то однажды он спросил:

— А знаешь, где у Британии хребет?

— На спине, должно быть, — произнес Шрирам игриво.

— А где эта спина, знаешь?

— Сзади, должно быть, — ответил Шрирам, не оставляя шутливого тона. Теперь он наслаждался этими стычками, которые скрашивали его унылую, монотонную жизнь отшельника.

Джагадиш простил ему эти шуточки.

— Это мысль о Старой бойне делает тебя таким остроумным? — заметил Джагадиш и терпеливо пояснил. — Мы должны сломать хребет Британии, а это суды, школы, конторы, железные дороги, откуда она черпает жизненные силы.

Шрираму трудно было следить за его хитроумными доводами.

— Почему мы не нападем на нее прямо, не ударим ей прямо в лицо? — жалобно спросил он.

— Да потому, что она от нас далеко, и нам до нее не добраться.

Теперь Джагадиш не отпускал от себя Шрирама ни на шаг: он сделал его своим доверенным лицом и послушным орудием. Шрирама стала уже возбуждать необычность его положения, а пуще всего игра в прятки, которою он затеял с полицией. Она давала ему ощущение собственной силы. Он чувствовал себя чуть ли не эпическим героем, от действий которого зависит будущая история. Впрочем, порой, когда он сидел с Джагадишем в канаве, глядя на охваченный пламенем вокзал или здание британской администрации, его одолевали мрачные предчувствия. Однажды он не выдержал и шепотом спросил:

— Ты думаешь, этот пожар повлияет на Британию?

Джагадиш, не колеблясь, ответил:

— Черчиллю об этом тут же доложат. Он будет скрежетать зубами. Это заставит его задуматься. Так оно и должно продолжаться по всей стране, час за часом, день за днем, пока Британия нам не скажет: «Завтра мы убираемся восвояси, делайте со своей страной, что хотите».

Тогда Шрирам спросил:

— Интересно, что обо всем этом скажет Махатмаджи?

— Не знаю, — ответил Джагадиш. — Это не по его части. Но когда все должным образом закончится, он, конечно, скажет: «Молодец, сынок!» Я в этом уверен.

Но Шрирам затряс головой:

— А я не уверен! Бхарати одна точно знает, что подумает и скажет Махатмаджи.

И мысли его обратились к Старой бойне.

Тут Джагадиш слегка отступил:

— Мы никого намеренно не убивали. Я всегда слежу, чтобы ничьей жизни не угрожала опасность, но, если, несмотря на все наши предосторожности, какие-то люди попадают в заваруху и гибнут, это не наша вина.

— А многие еще попадают под пули полицейских, когда собираются по нашему призыву, а полицейские начинают их разгонять, — сказал Шрирам.

— Это уж нас не касается, — заявил Джагадиш. — На войне всегда кого-нибудь убивают. Но знаешь, важно не размышлять, а делать свое дело. Махатмаджи сам меня этому учил, когда я был с ним в Вардхе. Послушай, не ломай ты себе голову над этими вопросами. Он нас просил делать для нашего движения то, что умеем, каждый в меру своих способностей.

В один прекрасный день Джагадиш вгляделся в физиономию Шрирама и заявил:

— Прекрасные усы! Лучших я в жизни не видывал!

С помощью бритвы и ножниц он помог Шрираму закрутить концы усов вниз, а потом достал откуда-то старые очки в серебряной оправе и водрузил их Шрираму на нос. Он выдал ему также великоватый сюртук с застежкой под самое горло и белый тюрбан. Велел ему пропустить дхоти меж ног и повязать его так, как повязывают все респектабельные мужчины. Когда после всех этих приготовлений Шрирам глянул в крошечное зеркальце, перед которым обычно брился, он мало что увидел, однако не без основания заметил: