— Если это печенье не английское, тем лучше. Я начинаю лучше о тебе думать, но можно мне взглянуть на одну штуку?
— Нет у меня никакого печенья, — взмолился лавочник.
Толпа загоготала. Кто-то позвал кого-то:
— Эй, иди-ка сюда, тут Ранга попал в переплет.
— Оно у тебя вот в том ящике, — сказал Шрирам, указывая на один из жестяных ящиков.
Лавочник тут же поднял крышку и показал сосдержимое ящика: к счастью для него, это оказалась белая мука.
— Да разве ты только что не говорил, что у тебя есть печенье?
— Кто?! Я?! Да я просто шутил. Я бедный лавочник. Разве я могу покупать печенье по ценам черного рынка и торговать им?
— Оно у него за ящиками, сэр. Пусть покажет нам, что у него там спрятано, — крикнул кто-то из остряков.
— Заткнись и иди отсюда, — заорал лавочник.
С каждой минутой положение осложнялось.
— Мне очень жаль, что ты мало того что торгуешь иностранным товаром с черного рынка, но еще и лжец. Я готов жизнь свою положить на пороге твоей лавки, если только это сделает тебя правдивым человеком и патриотом. Я не уйду отсюда, пока ты не выбросишь весь свой запас в сточную канаву и не пообещаешь мне, что больше никогда в жизни не произнесешь ни одного слова лжи. Я буду стоять здесь, пока не упаду мертвым возле твоей двери.
— К чему тебе затевать со мной войну?
— Я только воюю с тем злом, которое кроется в тебе. Это война без насилия.
К лавке подошла женщина, которой нужно было соли на пол-аны. Шрирам остановил ее.
— Пожалуйста, ничего здесь не покупайте, — сказал он.
Женщина попробовала протиснуться мимо него в лавку — он упал перед ней в грязь на землю.
— Можешь пройти по мне, если хочешь, но я не позволю тебе ничего покупать в этой лавке.
Лавочник помрачнел. Какой злополучный день! На какое злосчастное лицо упал его взгляд, когда он проснулся поутру! Он взмолился:
— Сэр, я сделаю все, что вы скажете, пожалуйста, не создавайте для меня трудностей.
Шрирам ответил:
— Ты меня совершенно не понял, мой друг. Я не собираюсь создавать для тебя трудности. Я только хочу тебе помочь.
Женщина, пришедшая за солью, сказала:
— Подлива у меня на плите вся сгорит, если я буду ждать, пока вы кончите спорить.
И, глядя на человека, распростершегося на земле, она робко спросила:
— Сэр, можно мне купить соли вон в той, другой лавке?
Шрирам рассмеялся, не поднимая голову с земли.
— Почему тебе не купить соль там, где тебе нравится?
Она не поняла его точки зрения и принялась объяснять:
— Я соль покупаю только раз в месяц, сэр. Мы ведь люди бедные. Мы не можем себе позволить никакой роскоши. Раньше соль стоила…
Шрирам, лежа на животе, поднял голову и сказал:
— Махатма Ганди борется за таких, как ты. Тебе известно, что он не успокоится до тех пор, пока налог на соль не будет отменен?
— Почему, сэр? — спросила она недоуменно.
— За каждую щепоть соли, которую вы съедаете, вас заставляют платить налог британскому правительству. Вот почему соль так дорого стоит.
Тут в разговор вмешался какой-то крестьянин.
— А когда налог отменят, — разъяснил он, — ты за одну ану вот сколько соли купишь.
И показал руками целую кучу соли. На женщину это произвело надлежащее впечатление, и, широко открыв глаза, она сказала:
— Раньше-то соль до того дешевая была.
И, бросив враждебный взгляд на лавочника, который стоял на цыпочках, держась за свисающую веревку, прибавила со слезами на глазах:
— Теперь у нас лавочники на все повышают цены. Уж очень жадны стали.
Большинство присутствующих согласилось с этим соображением. Ропот одобрения прошел по кругу. Лавочник, встав на мыски, сказал:
— А что нам делать? Мы торгуем солью по той цене, которую установило правительство.
— Ты мог бы поддержать тех из нас, кто борется из-за этого с правительством, — возразил Шрирам, — если ничего другого не можешь сделать. Ты помнишь поход Махатмы на Дан-ди-Бич в тысяча девятьсот тридцатом? Он прошел триста миль по стране, чтобы на берегу Данди выпаривать соленую воду и помочь всем желающим получить свою соль.
Лавочник совсем загрустил. Он тихо сказал:
— Я сделаю все, что ты хочешь. Пожалуйста, поднимись и уйди. Ты лежишь в грязи — твоя одежда ужасно испачкается из-за этого.
— Не беспокойся о моей одежде. Я сам о ней позабочусь. Я могу ее постирать.
— Но тут у нас глина, ее так просто не отстираешь, — заметил лавочник.
Какой-то человек в толпе крикнул:
— А тебе-то что? Он, может, отдаст ее хорошему дхоби.
Читать дальше