Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы

— А вот и он! — воскликнула Бхарати. В голосе ее слышался смех. — Если хочешь войти, можешь открыть дверь.

Опять она над ним издевается! Даже на великого человека не обращает внимания! А он-то надеялся, что, по крайней мере, в его присутствии она оставит свои проделки. Это его так задело, что он ответил со всей едкостью, на какую был голько способен:

— Но ты же сама… Я ждал тебя там…

— Входи, входи, — сказал Махатма. — Зачем тебе там стоять? Ты мог прямо войти.

— Она просила меня ждать на улице, — робко ответил Шрирам, пререступая порог.

От двери до того места, где сидел Ганди, было шагов десять, но Шрираму показалось, что ему потребовалось несколько часов, чтобы преодолеть их. Ноги его ослабли и прямо-таки заплетались; он шел, словно пьяный, — а ведь опасно было производить такое впечатление на Махатму, который даже мусорщиков хотел отучить от пьянства. Внезапно Шрирама осенило: нужно приготовить разумный ответ на случай, если Махатма вдруг повернется и спросит: «Ты виски пил или пальмовый сок?» Но мучения его кончились, когда Ганди произнес:

— Бхарати о тебе говорила.

Он говорил, а руки его крутили прялку, вытягивая из нее тонкую нить. Человек, сидевший в углу с блокнотом на колене, писал. Махатмаджи, как всегда, делал несколько дел сразу. Руки его пряли, а глаза смотрели в письмо, которое держал перед ним другой человек, и он еще сумел сказать несколько приветливых слов Шрираму. Через заднюю дверь в хижину входили и выходили какие-то люди. Каждому из них Махатмаджи что-то говорил. Он бросил взгляд на Шрирама и сказал;

— Садись, молодой человек. Садись, если хочешь, поближе.

В тоне его было столько естественности и доброты, что Шрирам забыл про страх и колебания. Он проворно приблизился. Уселся на пол рядом с Ганди и стал, не отрываясь, следить за плавным вращением прялки. Бхарати прошла в глубь хижины, бросив быстрый взгляд на Шрирама, словно хотела сказать: «Смотри, не осрамись». Махатмаджи сказал:

— Главное для меня это спрясть определенную длину пряжи — сейчас я обычно встаю для этого на час раньше, даже молитва следует за прялкой. Мне бы очень хотелось, чтобы ты дал обет носить только ткань из пряжи, которую будешь ежедневно прясть собственными руками.

— Хорошо, — обещал Шрирам.

Когда на ратуше пробило четыре, Махатма предложил Шрираму отправиться с ним на прогулку. Сжав в одной руке посох и опираясь другой на плечо Бхарати, он вышел из хижины — высокая фигура в белом. Часы он сунул за пояс своего белого дхоти. Поглядев на них, он сказал:

— Мне надо походить полчаса. Пойдем со мной, Шрирам. Ты сможешь побеседовать со мной, нам никто не будет мешать.

К ним присоединилось еще несколько человек. Шрираму казалось, что все это сон. Махатма шел между ним и Бхарати, и это мешало ему бросать на нее взгляды так часто, как ему бы хотелось. Приходилось время от времени слегка отклоняться назад, чтобы увидеть ее смеющееся лицо. Они шли вдоль берега реки. Небо розовело на востоке. Ганди обернулся и что-то сказал тем, кто шел позади. Потом вдруг обратился к Шрираму:

— Твой город очень красив. Ты это замечал?

От волнения у Шрирама перехватило дыхание. Утренний ветерок обвевал ему лицо, птицы чирикали, в городе было тихо; все это было так знакомо, но почему Махатма заговорил об этом именно сейчас? Что ему ответить — да или нет? Если он скажет «да», то солжет, и Махатма это тотчас заметит; а если скажет «нет», Махатма Бог знает что о нем подумает. Он огляделся. Пара писак, присоединившихся к колонии в надежде на сенсации, с любопытством ждали, что он скажет; они явно наслаждались его замешательством, и он не решался взлянуть в сторону Бхарати. Махатма сказал:

— Бог — повсюду, и если ты хочешь почувствовать его присутствие, ты увидишь его в таком месте, как это, где течет такая красивая река, солнце восходит в таком великолепии красок, а воздух так свеж. Почувствовать красоту этого часа, красоту природы или предмета есть само по себе форма молитвы.

Шрирам слушал в почтительном молчании, радуясь, что так легко получил отпущение. Гандиджи говорил о красоте, и это слово казалось отвлеченным в применении к солнцу и воздуху, но оно приобретало практическое значение, когда он думал о Бхарати. Ганди сказал:

— Когда мы увидимся в следующий раз, ты должен будешь дать мне очень хороший отчет о себе.

Он добродушно рассмеялся, и Шрирам ответил:

— Да, Бапуджи, я стану другим человеком.

— Зачем ты говоришь «другим»? С тобой все будет хорошо, если только ты во всем будешь самим собой.