Джойс Оутс - Исповедь моего сердца

Все, что я утратил, — не утрачено. Случайные движения души. Вроде дымка, вьющегося вокруг деревьев… наша жизнь… наша музыка.

В пору своего печально знаменитого дебюта на Манхэттене Дэриан Лихт занимает должность «временного преподавателя» в Уэстхитской музыкальной школе в Скенектади; в округе заведение это под решительным руководством бывшего вундеркинда и композитора по имени Мирик Шеффилд добилось известности и претендует на многое. Друзья и поклонники считают Шеффилда национальным гением, несправедливо отвергнутым в Нью-Йорке; его композиции отличаются откровенно романтическим характером — в бурном стиле его учителя Ференца Листа; как пианист он — подлинный виртуоз, глубоко сентиментальный, неудержимый, склонный работать на публику и не слишком техничный. То есть полная противоположность Дэриану Лихту; тем не менее Шеффилд взял Дэриана к себе в школу, мудро рассудив, что за маленькое жалованье и без постоянного контракта получает замечательно одаренного молодого учителя музыки, который почти не задумывается над своей академической карьерой, да и деньгам не придает большого значения.

— Красивый малый, но совершенно не заботится о том, как выглядит в глазах женщин. Для него весь секс в голове — это его музыка. Он никогда не женится и ему никогда не будет нужно много денег. Он не знает себе цены, да и не задумывается над этим. Я буду определять эту цену в интересах Уэстхита, — публично похвалялся Шеффилд. Впрочем, молодой человек ему по-настоящему симпатичен; он видит в нем соперника, достойного соперника, который заслуживает того, чтобы стремиться превзойти его. (Наверное, Шеффилд ревновал бы больше, знай он, что среди лучших учеников Уэстхита существует культ Дэриана Лихта, а его музыкальные теории, пусть не законченные, безумные, быть может, как раз и привлекают своей полной противоположностью тому, чему учат в школе.)

Что Дэриан не ведает о собственной красоте и потому слеп к красоте женской, — правда. Если объект желания не вызывает особого интереса, то и желание не может быть сильным; а если может, то таится где-то в глубине, подобно годами скрывающемуся под землей огню. К тому же существует пример, чудовищный пример в лице Абрахама Лихта — обожателя женщин, неутомимого и безумного искателя Венеры Афродиты в образе смертной женщины; о его диком, ненасытном аппетите Дэриан не может думать без содрогания. «Неужели я все еще ненавижу этого человека? — спрашивает он себя, до боли оттягивая двумя пальцами нижнюю губу. — Но почему я, Дэриан, должен все еще его ненавидеть? Ведь мы уже ничего друг для друга не значим».

Конечно, Дэриан поддерживает отношения с Эстер; Эстер — большая любительница писать письма, и она привязана к нему. Через Эстер он наслышан о Милли (которую в последний раз видел в 1921 году, когда они с Уорреном Стерлингом, за которого она только что тогда вышла замуж, приехали в Бостон, где Дэриан недолгое время вел классы композиции и рояля в консерватории Новой Англии) и о Катрине (которая все еще живет в Мюркирке, присматривает за старой церковью — домом, который Лихты давно покинули). А вот от Абрахама Лихта он будет далек всегда — в этом Дэриан уверен. И Абрахам, со своей стороны, тоже с декабря 1916 года не предпринимал ни малейших попыток связаться с Дэрианом.

Что такое прошлое, как не кладбище будущего. И негде преклонить голову.

Тем не менее в лихорадочном от бессонницы состоянии, которое и превращает сочинение музыки в занятие изнурительно-прекрасное, Дэриана, склонившегося над клавиатурой, нередко посещают видения, в которых отец приближается к нему, широко улыбается и раскидывает руки для объятия; Дэриан — снова ребенок, он и жаждет, и боится грубых, удушающих объятий отца; жара его горячих поцелуев; теплоты дыхания, в котором запах табака смешан с запахом виски. Он слышит звонкий голос отца, взывающий к его душе как самая сладкая, глубже всего проникающая музыка: Эй, птички, куда же вы летите? Старина Эбенизер Снафф знает вас всех до единой, от его глаз, от его всевидящего ока не скрыться вам ни в Небе, ни на Земле, ни в Подземной Тьме.

С детства ему говорили, что у него слабое сердце, но кто говорил? Отец. А Дэриан в это никогда не верил.

Правда, иногда он и впрямь задыхался. Будто грудь сдавливала чья-то холодная ладонь с растопыренными пальцами.

Но все же физически был в хорошей форме: не сильный, не чрезмерно мускулистый, однако жилистый, с гибкой фигурой и к тому же упрямый и настойчивый. Лучшие музыкальные идеи приходили ему в голову во время долгих прогулок по каменистым подножиям холмов и зимним полям, когда над опущенной головой порывами проносился морозный ветер. Оставив Вандерпоэлскую академию, Дэриан бродяжничал месяцами… годами. На север, на запад, через весь штат Нью-Йорк, потом, по кругу огибая Великие озера, к южной их оконечности; сколько мест службы он за это время сменил — посыльный в «Вестерн юнион», помощник наборщика, рабочий холодильного цеха, даже мальчик на побегушках в пансионате городка Оксард, штат Огайо, где снимал комнату за семь долларов в неделю. Был он и бродячим учителем музыки, главным образом давал уроки нотной грамоты и игры на рояле и органе; дирижером хора в пресвитерианской церкви в городке Флинт, штат Индиана; пробовал настраивать рояли. На Запад ехал автостопом; немало рисковал, путешествуя в товарных вагонах в компаниях бездомных, порой совершенно отчаявшихся людей. В Нидхэме, Миннесота, задержался почти на год, работал на почте, жил в дешевых номерах неподалеку от депо, а свободное время тратил главным образом на посещение концертов организованного полковником Харрисом нидхэмского оркестра «Серебряные корнеты»; услышав однажды летним вечером на городской лужайке, как играют эти шестнадцать мужчин, он был буквально потрясен . Что это за музыка? Кто меня зовет? Вернувшись на Восток, он на какое-то время подпал под влияние (зная, что влияние это зловредное) Арнольда Шёнберга, чьи «Пять пьес для оркестра» проникли ему глубоко в душу. Очистился он — или, во всяком случае, считал, что очистился, — лишь услышав оркестр полковника Харриса. Можно ли влюбиться в оркестр? В музыку? В звук? Этот оркестр духовых инструментов состоял из людей в возрасте от 21 до 81 года, игравших с гигантской энергией и энтузиазмом на таких инструментах, как корнет, альт, тенор, баритон, труба, большой барабан, малый военный барабан, тромбон и большой сузафон. Дэриану не хватало дыхания, да и подготовки, чтобы играть на духовых, но полковник предложил ему малый барабан, на котором он и выбивал дроби, маршируя вместе с оркестром, сначала робко, потом все смелее и смелее.