Сергей Морозов - Великий полдень

Углубившись в чтение, я словно рассуждал сам с собой, растворялся в собственном Я. Иногда эти идеи не казались мне такими уж безумными.

Я снова размышлял (на этот раз наяву) о числах и цифрах, которые посеяны в нашу душу словно дьявольское семя и дали ужасные всходы… В свое время я пытался преодолеть этот кошмар — когда проектировал Москву. Еще тогда я не на шутку ополчился против арифметики. И никакие доводы так называемой практической целесообразности и пользы меня не убедят в обратном. Прежде всего я твердо убежден в том, что любые измерения при помощи цифр — есть манипуляция злокачественная, так как цифра не есть мера вещей. Порочен сам способ мировосприятия посредством числа и цифры. Ведь изначально человек (ребенок) воспринимает мир по другому. Даже пальцы на руке ему не приходит в голову считать. Как только человек начал считать, — например, яблоки, которые ему удалось собрать под деревом, — он завладел яблоками, но тут же потерял весь остальной мир, который впоследствии, в течение всей своей жизни он будет пытаться себе вернуть путем бесконечного «сосчитывания». Что то случилось с восприятием. Оно сделалось дискретно как решето и через него проскальзывает что то самое главное. Восприятие подменено абстрактным мышлением. Само понятие цифры есть элементарная основа абстрактного мышления. И в конечном счете сознания вообще… Но прибавление душевного опыта не есть прибавление числа! Порочность «числового» восприятия очевидна. Для человека, мыслящего абстрактно, нет никакой разницы в явлениях совершенно разного порядка: будь то прибавление еще одного яблока на тарелке или прибавление еще одного солнца на небе. Между тем последнее есть явление скорее апокалипсическое, чем арифметическое. И то и другое для него — всего лишь «один плюс один». Но причем тут эти цифры?.. Значит налицо грубая подмена. Как часто, однако, мы путаем работу нашего сознания с нашей душевной жизнью! С чего мы взяли, что изначально порочное сознание — единственное, что у нас есть? И дело даже не в том, что сознание есть нечто навязанное нам извне (разделение на внешнее и внутреннее условно, и то и другое существует в неразрывном единстве), а в том, что в основе мышления, сознания — арифметика. То, что мы называем сутью «человеческого» — возможно вообще начинается не с разума… Иногда мне казалось, что я близок к тому, чтобы сформулировать собственную концепцию — такую, на которой можно было бы построить новое, здоровое мировосприятие — без цифр, чисел и всяческой дискретности. Увы, в моих архитектурных проектах мне пришлось опираться лишь на интуицию…

Между тем создание подобной «бесчисловой» концепции восприятия могло бы заново пересоздать мир. Мир, созданный на новых принципах, возможно оказался бы гуманнее и гармоничнее нынешнего. С уничтожением «цифры» в нашу душу снова вошло бы блаженство. Можно лишь догадываться, как преобразился бы мир. Странно, что Спаситель, решивший прожить земную жизнь и принести людям свет истины, не объяснил нам в первую очередь именно эту премудрость. Сделай Он это, тогда, пожалуй, не понадобилось бы произносить притчи — к примеру, об арифметических операциях с монетами. Да и Заповеди блаженства и Гимны любви были бы ни к чему. Впрочем, смысл некоторых притч косвенно указывает именно на новое восприятие. О чем, как не о необходимости уничтожения цифры говорит, например, чудо накормления тремя хлебами сорока тысяч человек?.. Каким бы стал для нас мир в случае прозрения? Изменился бы, пожалуй, даже человеческий язык.

В своих записках дядя Володя, будучи педагогом, хотя бы и домашним, фантазировал в этом направлении на тему воспитательную. В «Послании Иакова» он раскопал любопытные слова о том, что тот, кто покорит и укротит свой язык, тот сможет подчинить себе и жизнь, и мир. Из этого дядя Володя вывел целую педагогическую программу. Речь, дескать, идет вовсе не о тривиальном — что излишняя болтовня вредит, — а совсем о другом — о том, что, вознамерившись подчинить себе мир и жизнь, нужно начать с пересоздания языка, с новой системы понятий, которая, как и прежняя, должна войти в нашу плоть и кровь как нечто бессознательное. Изобретатель «секретной комнаты» даже разрабатывал специальную воспитательную методику — что то вроде нового психологического эксперимента. Суть эксперимента сводилась к тому, что от самого рождения воспитывать детей следует таким образом, чтобы ни под каким видом не сообщать им знания о цифре и вообще о дискретности всего сущего. Чтобы в самом языке не фигурировали обороты типа «один и еще один». Избегать всякого понятия о единичности и множественности и полностью уничтожить всякие упоминания о количественных характеристиках. Использовать исключительно правильные слова. То есть слова, которые обозначают некую часть реальности, но никак не затрагивают вопрос количества. Например: дрова, горючее, охрана, вооруженные силы, флот, толпа, природа, воздух и т. д. Для обозначения единичных объектов выйти из положения использованием прилагательных — «яблочное» вместо «яблоко»; «предметное» вместо «предмет». В результате в языке не останется ни единственного, ни множественного числа. Цель — совершенно истребить, стереть грань между единичным и множественным, преодолеть такие понятия как «много» и «мало», «больше» и «меньше». Таким образом, любые измерения сделаются бессмысленными. К примеру, для чего считать яблоки, если важно лишь то голоден человек или нет? Если человек не голоден, то считать яблоки ему вообще не резон, а если да, то актуален лишь вопрос — хватит ли их для того, чтобы насытиться. Точно также следует поступить и со временем. Никакой дробности, никаких единиц измерения. Любая единица измерения — бессмыслица. В реальной жизни мы на каждом шагу убеждаемся в абсурдности любого абстрагирования. Наше существо не «ощущает» никакой кратности или дискретности. Всегда, при любом подсчете и в любом процессе имеется «бесконечная дробь». Есть лишь достаточность или недостаточность того или иного. Для пущей убедительности этого подхода подробно описывался некий частный эксперимент. Опыт с возможно долгой задержкой дыхания. Когда человек «добровольно» задерживает дыхание, а затем фиксирует свои физиологические ощущения, то выясняется, что при достижении определенного момента сознание как бы «проваливается», хотя человек еще продолжает ощущать себя. В конце концов безусловные рефлексы возобладают, и человек все таки делает вдох. Однако анализ субъективных ощущений в промежуток времени, непосредственно предшествующий вдоху, показывает, что не существует никакой определенной и постоянной количественной характеристики критического порога. Даже если в легких еще присутствует какой то запас воздуха, он, этот запас, для нас как бы перестает существовать. Независимо от его количества. Перестает существовать для нас и время как таковое. Все это как нельзя более убедительно доказывает, что истинное «бытие» предмета нисколько не зависит от фикций количественности и протяженности — как в смысле материальном, так и в смысле времени.