Сергей Морозов - Великий полдень

Таким образом рядом с иконами, изображавшими новомученика и страстотерпца Феодора, стали носить портреты спасителя нации и нового народного благодетеля Папы, и буквально весь народ выражал свой восторг и свое единодушное доверие последнему. «Господи, конечно, мы его знали!» — говорили все. Единодушное горячее слияние и замирение ранее противоборствующих политических и общественных сил также было налицо. Со специальным обращением по этому поводу выступил Совет церковных иерархов. Выдвижение во главу государства такой фигуры как наш Папа было названо долгожданным и «указанным свыше». Политические аналитики и комментаторы всех мастей единогласно окрестили сей политический феномен ярчайшим и счастливейшим примером появления на политическом небосводе новой сверхзвезды — чеканной харизматической личности.

Кстати, сама «харизматическая личность» отнюдь не развивала бешеной активности в смысле публичной деятельности. Папа вообще предпочитал сидеть — посиживать в своей деревенской резиденции. У него, видимо, имелись свои представления о том, как он должен выглядеть в глазах толпы. А именно, он должен был предстать перед народом в образе справедливого и всесильного, но немногословного и скромного цезаря. Всего раз или два он выступил с предельно краткими телеобращениями. Во первых, по поводу канонизации светлой памяти Феди Голенищева, а во вторых, с лаконичным изложением грядущих перспектив, которые сконцентрировались в крылатой фразе: «теперь, мол, все будет как надо». И этого было вполне достаточно. Остальное народ мог легко додумать и самостоятельно.

Когда, лежа на постели в своем изоляторе, я время от времени поглядывал одним глазом в телевизор, мне казалось, что все торжественные мероприятия, начатые для чествования всенародно избранного правителя, продолжались так энергично, как будто вообще ничего не случилось. Как будто не было ни кризиса, ни битвы, ни загадочной смерти нашего «всенародно избранного», ни его похорон. Было такое впечатление, что Папа самым естественным образом занял место Феди Голенищева, и все настоящее являлось логическим и естественным продолжением предыдущего. Само собой разумеющимся считалось, что минувшие выборы проводились все равно что по кандидатуре Папы, а намечавшаяся церемония вступления в должность верховного правителя, приведения его к присяге и т. д., — была лишь не надолго отложена по «техническим причинам», но будет проведена по всем правилам. А то что в лидерах другой человек — это неважно.

Несмотря на введенный повсеместно строжайший режим чрезвычайного положения со всеми самыми жесткими мерами, в столице были возобновлены прерванные праздничные мероприятия. Результаты выборов теперь никто не оспаривал. Мне даже кажется, что теперь большинство населения искренне уверилось в том, что в минувшие выборы оно, т. е. население, голосовало именно за нашего Папу, а не за того, чей мученический образ глядел с иконы, помещенной в специально выстроенную для этого часовенку по соседству с новой триумфальной аркой. Эта арка была возведена в честь победного исхода грандиозного сражения и национального примирения. Ее поставили на исторической Треугольной площади (ныне пл. св. Феодора), пока что во временном пластмассовом варианте, и она являлась практически точной копией порушенной старой триумфальной арки…

Еще один человек регулярно навещал меня. Это был бывший официант Веня, произведенный Папой в мажордомы. Странное дело, когда он отсутствовал, я думал о нем ужасные вещи, но когда он появлялся у меня, в моей душе не оставалось никакого предубеждения против него. Можно сказать, Веня, когда я его не видел, и Веня, когда я его видел, был для меня как бы один в двух лицах — два совершенно разных человека. Его глаза снова смеялись. Они появлялись за окном, а потом Веня входил в комнату с какой-нибудь незамысловатой прибауткой, как в первую нашу встречу: «Цирк уехал, а кони остались…» Хотя лето только началось, он уже успел неплохо загореть. Он носил футболку без рукавов, его мускулистые худощавые руки в золотистых волосках отливали чудесным бронзовым тоном. После того как он заполучил в жены мою Наташу, наивная, почти звериная тоска, которая заедала его последнее время, похоже, совершенно улетучилась, и Веня снова являл собой образец бесшабашного жизнелюбия и того удивительного энтузиазма, которые так поразили меня еще при первой встрече с ним. Его открытый взгляд искрился, словно он был готов на любую авантюру.