Сергей Морозов - Великий полдень

Выступая в качестве спикера, первый помощник народного кандидата Петрушка специально для прессы торжественно разъяснил, что все добрые люди нашей многострадальной родины не только могут со спокойным сердцем отправляться голосовать за своего любимца, но уже и теперь считать его своим единственно законным управителем, поскольку выбор сердца важнее любых формальных процедур и тому подобного. И еще намешал соуса: мол, за нами и так всенародная любовь, а на правительство нечего смотреть, поскольку там одни политические трупы, вроде окуклившихся насекомых. Само собой, делегаты России, представляющие разные «пространства и территории» встретили эти слова шквалом одобрительных аплодисментов. Затем слово предоставили председателю комитета по духовным делам и связям с патриархией нашему о. Алексею, который высказался в том смысле, что, несмотря на его личное уважение к выборной процедуре, предусмотренной конституцией, он считает, что никакие процедуры и никакие конституции не способны подменить то великое таинство наделения властью, которое есть дело сугубо Богово. Народная любовь как прямое и непосредственное Божье произволенье и есть несомненное и ярчайшее свидетельство законности власти, и неважно, имело ли место формальное вступление в должность. Слово священнослужителя делегаты встретили дружным выдохом «во истину так!». Поднявшемуся для выступления Феде Голенищеву ничего не оставалось, как благодарно раскланялся и заявить, что он чувствует силу народной любви и сознает, какая ответственность на него возложена. Более того, он и в самом деле считает, что уже принял этот символический дар — власть — с того момента, как провозгласил исторический лозунг «Москва! Россия! Победа!..»

Этим этапным и программным заявлением Федя Голенищев и завершил последнее заседание. В работе объявлялся перерыв на период до оглашения результатов выборов. Можно сказать, каникулы.

Итак, в изумительное апрельское воскресенье, когда на березах и тополях уже трепетали свежие клейкие листочки, когда яблони, вишни, черемухи и сирени находились в апогее неистового цветения, а земля была усеяна белыми лепестками начались долгожданные выборы. В тот день, как и во все утра последних недель, я проснулся очень рано, лишь только у нас под окнами стали собираться оркестранты духовики и зазвучали первые пробные всхлипы и взвизги тромбонов, труб, кларнетов и геликонов. Наши старички, а также Наташа с Александром, не желая упускать чудесные весенние денечки, еще вчера отправились в Деревню. Я остался дома один. Чтобы успеть до того, как на улицах соберутся толпы новых манифестантов, я на скорую руку сжевал бутерброд, запил его чашкой кофе и побежал в Москву.

Несмотря на ранний час, публика на улицы уже высыпала во множестве. Очевидно, большинство городского населения решило проголосовать в первых рядах. На каждом шагу попадались синие кабинки для мобильного голосования. Люди выходили из них с запястьями, обрызганными несмываемой краской, приобщенные к таинству свободного выбора. Вообще то, в день выборов и накануне всякие агитационные митинги с речами и лозунгами считались противозаконными, однако толпы все равно собирались, хотя и без речей и транспарантов. Это было что то вроде праздничных народных гуляний, но все и так понимали, что это манифестации — в поддержку России и нашего кандидата Феди Голенищева. Особенно многолюдно было на новом многоярусном мосту через Москва реку — воплощенной маниловской мечте, — на котором по случаю праздника с лотков торговали баснословно дешевыми закусками и напитками. Повсюду пестрели флаги, а между фонарными столбами колыхались гирлянды разноцветных воздушных шаров.

Как ни странно, общее праздничное настроение в какой то степени передалось и мне, и я даже заскочил по пути в одну из избирательных кабинок, сунул руку в отверстие бюллютенемета, был опрыскан лиловой краской, а затем проголосовал за Федю Голенищева. Краска как будто слегка попахивала матиолой. Только потом я отправился в Москву.

Весь день я бесцельно бродил по притихшей Москве в тени и благоухании цветущих аллей Садового кольца, сидел на скамейках, наслаждался видом искристых фонтанов. Чтобы убить время, иногда заходил в музыкальные салоны или книжные магазины, рассматривал антикварные и модерновые инструменты, листал громадные альбомы репродукций и старинные архитектурные справочники и строительные каталоги. У меня и мысли не было наведаться к Майе в Западный Луч. Если она и была сегодня в Москве, то наверняка поглощена делами Пансиона. Несмотря на скуку, мне не хотелось заходить ни к кому из знакомых. Ни к Маме, ни к Папе, ни к кому бы то ни было. Я был по горло сыт всякими разговорами. Я также избегал до поры до времени приближаться к Шатровому Дворцу. Просто погулять по московским паркам и садам, потерзаться благородной скукой — как раз то, что было мне нужно…