Сергей Морозов - Великий полдень

Но этим дело не ограничилось. Уже через неделю Россия заседала в Колонном Зале, который отличался не столько своими внушительными размерами и прекрасной акустикой, сколько тем, что его стены помнили истовое пение «Боже, царя храни» и «Интернационал». Соответствующую трансформацию претерпела разворачивавшаяся во всем своем величии идеология. Общенациональные рамки мгновенно сделались тесными. Что такое, в конце концов, какая-то «общенациональность»! Наши сердца способны вместить в себя чаяния всего мира и даже более того. Дело было за малым: для сверхмощной идеологии требовалось избрать некий символический центр, из которого живительные волны прогрессивной идеологии будут распространяться сквозь вселенную, не ведая ни границ, ни преград. Но это, так сказать, в аллегорическом смысле. На практике волны должны распространяться по вполне осязаемым земным пространствам и конкретным территориям, а, значит, их символический центр должен быть помещен в конкретную географическую точку. Что для успеха дела отнюдь не безразлично. В общем и целом Россию поддержали действующее правительство, крупные предприниматели, а также все люди доброй воли. Но что еще важнее, было получено официальное приглашение следующее заседание России провести в стенах самой Москвы!

Со своей стороны Россия решила обратиться к властям со встречным предложением: а почему бы, если на то пошло, этот перл градостроения, это необычайное, почти метафизическое произведение архитектуры не провозгласить той конкретной географической точкой, в которую и будет помещен символический центр новой супер-идеологии? Ультрасовременный мегаполис как колыбель всемирной России, — не дурственно, а? Именно в этот момент я и сказал себе «Эге!».

Я и не предполагал, что, пока я был поглощен своими личными переживаниями, бурление в обществе достигло таких пределов. Моя несравненная Москва оказалась в фокусе общих интересов, на нее уже заглядывались и облизывались. Это и не удивительно: она никого не могла оставить равнодушным. Она была так прекрасна! Можно было лишь догадываться, до чего еще додумаются новоявленные идеологи, очарованные ее красотой.

Бредовые слухи насчет государственного переустройства, общемирового дома и т. д., циркулировавшие после кончины старого правителя и казавшиеся фантастическими, теперь неожиданно находили самое реальное подтверждение. Что касается меня, то я не склонен был относиться к этому слишком серьезно. Я был уверен, что Россия, будь она хоть трижды общенациональной или даже всемирной, есть дежурный номер в длинном списке предвыборных фокусов. Как только пройдут выборы и Федя Голенищев официально вступит в должность, снова воцарятся тишь и благодать, а любая «супер-идеология» за ненадобностью скукожится и превратится в фук. Единственная заноза, засевшая в душе, — это сознание того, что в Москву стала втираться со своими амбициями местная шатия-братия, все эти гориллы, которым оказалось мало таксопарка и Колонного Зала, а Папа с Федей Голенищевым этому не только препятствовали, а ради сиюминутных предвыборных нужд, даже поощряли.

Все бы ничего, если бы пропагандистская свистопляска происходила где-нибудь в удалении. Телевизор можно было вырубить, а макулатуру, которой набивали почтовый ящик, выбросить… Между тем наше семейство, по понятным причинам, пользовалось особым вниманием со стороны нового движения. Незадолго того, как под нашими окнами загудели манифестации, к нам на квартиру зачастили эмиссары из органов местного самоуправления, а также какие-то навязчивые личности, называвшие себя активистами России. Они были так похожи друг на друга, словно их выпустили из одного спецучреждения, и напоминали не то проповедников из тоталитарных сект, не то уличных торговых агентов. Бескровные, словно вымоченные в воде лица. Нездорово горящие, пустые глаза. Специфическая фразеология, наводящая на мысль о размягчении мозга. Если они нарывались на меня, я их выпроваживал еще до того, как они успевали раскрыть рот. Мне, как одному из «лучших людей нашего округа», едва ли не каждый день доставлялись с курьерами официальные приглашения то прибыть на очередное заседание России, то выступить с докладом по предлагаемой тематике, то прислать предложения и поправки к проекту новой идеологии. Впрочем, и это можно было игнорировать… Но этим дело, к сожалению, не ограничилось. Меня коробило, когда я узнавал, что мои домашние втягиваются в эту предвыборную дребедень.