Джузеппе Д'Агата - Четверо повешенных на пьяцца дель Пополо

— Таким образом мы отдаем должное их террористическим устремлениям, успокаиваем их и подрываем позиции подлинных организаторов убийства, то есть красных подпольщиков: чтобы доказать факт своего существования, они будут вынуждены снова себя обнаружить, совершить новые покушения. Все это вызовет страх и соответствующую реакцию со стороны большинства революционеров, то есть умеренной правой, не совсем точно именуемой центром. Контрудар, естественно, обрушится на левых, революция еще более поправеет, а ультраправые окажутся у нас в руках. Здорово придумано? В политике из всего надо извлекать выгоду, дорогуша («Журналист ты мой хреновый», — чуть не сказал он).

Тогда, спрашивается, зачем пытаться выявить истину, гоняться за подлинными виновниками убийства?

Я решил поставить на Мэри крест и не обращать внимания на ее исчезновения; если ее снова арестовали, так ей и надо. Но, оторвавшись от вечерней газеты, в которой я безуспешно искал сообщение о зверском убийстве президента, я увидел, что старуха Мэри как ни в чем не бывало сидит в холле: отсутствие ее длилось всего одни сутки. Не успел я обрадоваться, как она встала и направилась к выходу — лишь незаметно обернулась, желая убедиться, что я следую за ней.

Мы взяли такси, выйдя из такси, пошли пешком, потом сели на автобус и доехали до конечной остановки.

— Послушай, Мэри, не будь ты знаешь кем... Сколько можно?!

Но она знаком дала мне понять, чтобы я не задавал вопросов.

После бессмысленных многочасовых блужданий мы вдруг набрели на какой-то автомобиль; ключ торчал в замке зажигания; Мэри села за руль.

Стемнело. Я спокойно заметил, что мне еще надо поспеть на коктейль, который устраивается после вернисажа, и накропать статью, но эта кретинка сказала, чтобы я не дурил себе голову:

— Какую очередную чушь ты собираешься сообщать своим легковерным читателям?

Э, нет, красотка! Меня можешь поносить как угодно, — я знаю, ты считаешь, что мне это полезно, подстегивает, — но своих читателей я тебе в обиду не дам!

Старуха Мэри гонит нашу жестянку на предельной скорости и твердит одно: чтобы я перестал идиотничать, что я должен целовать ей ноги, неблагодарный!

Под покровом темноты плачевные результаты строительных афер выглядят не так вопиюще. Где-то в районе Кастелли Романи мы подъезжаем к богатой вилле; нас там ждут несколько внушительного вида господ; с Мэри они здороваются по-свойски.

Вы уже догадались: это заговорщики-подпольщики.

Меня мороз подрал по коже, когда я усаживался в качестве почетного гостя на диван стоимостью в два миллиона лир. В голове вертелась неотступная мысль: это они сварганили убийство президента.

Долго никто не решался открыть рот. Наконец один — интеллигентного вида, в очках с золотой оправой, волосы подстрижены ежиком — сказал мне, что убийство президента дело рук правых ультра. (Ну да, инициаторы — несколько крупных помещиков.) Но что они, заговорщики-подпольщики, предпочитают взять вину на себя — так вы в своей газете, пожалуйста, и напишите.

— Дьявол всемогущий! — не выдержал я. — Но ведь это значит самим себя кастрировать!

Мой собеседник попросил продажное перо на службе капитала не прерывать его. А эта сводня Мэри сидит себе и посмеивается.

Затем другой, с усиками, начал мне терпеливо растолковывать: ультра, почувствовав, что у них украли убийство, рассвирепеют и, желая показать, как они сильны и активны, укокошат еще кого-нибудь. Все это вызовет страх и соответствующую реакцию со стороны большинства умеренных, правых, тех, кто занял позицию в центре...

Я уже приготовился услышать, что реакция обрушит удар на левых... Так и есть:

— Левые воспрянут духом, сорганизуются и пойдут в контрнаступление.

Понятно? Теперь мне бы хотелось выяснить, какой идеологией руководствуются эти политические деятели в подполье, к чему они зовут.

— Мы лишились последних надежд, — заявил очкарик.

— Мы начинаем с самой первобытной фазы политической борьбы, поэтому мы и возражаем против того, чтобы нас называли красными, — добавил другой, с усиками.

Тут я обнаружил присутствие молодой дамы, начисто лишенной вторичных половые признаков и подстриженной под мальчика. Она утверждает:

— Мы и не клерикалы, и не антиклерикалы.

— Ага, понял: вы троцкисты. Нет, ревизионисты. Нет, маоисты.

— Политически эти определения лишены смысла, — говорит молодая дама, которая, само собой разумеется, курит длиннющие сигареты. — Единственное кредо в данный момент — это философия, наука, опирающаяся на достоверные данные, на цифры.