Владимир Митыпов - Геологическая поэма

— Что ж он — не помогает, что ли? — участливо поинтересовался Валентин.

— Какой там помогает! Ему самому бы кто теперь помог. Нет, не нравился и не нравился он мне с самого начала, когда схлестнулись они с Катькой. Известно ведь, как оно у теперешних, — ни у матери спроситься, ни себя соблюсти. Не женитьба, а, тьфу, собачья свадьба… — Бабуся вздохнула. — И чего это дуры-девки липнут к самым отъявленным? Не думают, каково им жить-то будет за таковскими… Я ей сразу тогда сказала: смотри, говорю, красавица, теперича ты сухой хлеб ись не будешь, а завсегда со слезами. Как сказала, так и вышло. Однако, паря, видит бог, такого я им не желала…

Валентин хотел было приличия ради вставить что-нибудь ничего не значащее, показывая тем самым свой интерес к предмету разговора, но посмотрел на Андрюшу и промолчал.

— Они, вишь, в районе жили. Он по строительству что-то там шабашил, а больше того — пил да безобразничал. Ну, и допился: ночью как-то позапрошлой зимой ехал на товарняке из города да с подножки-то и сорвись и попади под поезд. Обе ноги по самые колени отчекрыжило… Отлежал, сколько положено, в больнице, выписался и в артель какую-то надомником устроился. И запил пуще прежнего. А уж как над Катькой принялся измываться — это страх один. Костылем ей голову проломил, а уж про синяки да ссадины я и не говорю. Не знаю, оно, может, и грех судить богом наказанного, но, по мне, уж лучше бы ему тогда и голову заодно отрезало поездом… Что Катьке делать-то оставалось? Схватила дите в охапку да к матери, больше-то некуда. Можно сказать, телешом прибежала… одежки вовсе никакой — все профуговал ейный изверг… А у меня у самой вся жизнь в пенсионных рубликах. Вот оно как…

Подобно многим молодым людям его поколения, Валентин свыкся с тем, что вообще жизненными трудностями стало нынче принято считать и называть лишь трудности любовные, семейные, деловые, служебные (чином, премией или признанием, скажем, обошли), но, оказывается, существует еще и вот такая тихая, безгласная, невидимая со стороны и почти забытая, однако, может быть, единственно настоящая трудность — трудность нехватки денег на самое необходимое. Со стыдом и чувством какой-то вины, почти личной, он подумал о том, что костюм, который на нем, в общем-то совершенно ненужный и купленный всего лишь ради одной встречи с профессором Стрелецким, стоит полугодовой пенсии такой вот бабуси. Вспомнился сегодняшний разговор в самолете с женой главного инженера экспедиции. Загорелая, освеженная витаминно-фруктовой благодатью, эта «первая дама» экспедиции возвращалась из Молдавии, где проводила отпуск. «Вы знаете, Валечка, у нас такое несчастье! — лепетала она под гул мотора АН-2.— Я мечтала приобрести домик в чудесной дачной местности под Кишиневом, но нич-чего подходящего, абсолютно ничего!» И самое что ни на есть искреннее горе кривило капризно припухлые губки инженерши…

Малец все это время спокойно ел печенье, макая его в чай, и изредка бросал на бабку взгляды, в которых сквозило усталое терпение много пожившего человека. И тут Валентин наконец сообразил, что в нем представлялось взрослым: черты его несколько уменьшенного личика имели явную и очевидную законченность, в нем отсутствовала та мягкая, что-то обещающая незавершенность, которая, собственно, и составляет одну из главных прелестей живого, свежего и подвижного детского лица. И весь он, Андрюша, дитя незрелой матери, плод скоропалительного, раннего брака, был не столь маленький, сколь именно уменьшенный.

— Надо бы в садик его устроить, — рассеянно проговорил Валентин, пытаясь представить себе Андрюшу в кругу других детей, но ничего из этого не получилось: знания его о детях равнялись ровным счетом нулю.

— Ох, надо бы, — согласилась бабуся, очищая еле гнущимися пальцами почерневшую картофелину. — Да ведь само-то собой ни одно дело не сделается. Везде хлопотать надо, а матка у нас вишь, какая непутевая — то туды приткнется, то сюды, ан кругом не талан. А тут еще ухажеры эти… Катька-то, дура такая, все надеется, что вдруг да сыщется самостоятельный какой мужик, возьмет ее с дитем, а они нынче все как есть кобели да пьяницы… больно им нужны чужие дети — они вон от своих-то бегут. Я хоть и слепая, а вижу, все вижу. Не в упрек тебе, голубь, однако поставных мужиков и раньше мало было, а теперь их, видать, и вовсе не стало…

Валентин продолжал посматривать украдкой на мальца. Несомненно, Андрюша был, как говорят французы, «праздничный ребенок», зачатый во хмелю, умственное развитие которого, как оно и бывает обычно в таких случаях, отклонилось от нормы, но только почему-то не в сторону замедления, а, наоборот, противоестественного ускорения.