Владимир Митыпов - Геологическая поэма

— Кто, Кашин? — спросил зампохоз.

— Ну не начальник же ОРСа! — начальник экспедиции помолчал, подвигал бровями: спокойствие явно начинало ему изменять. — Этот твой Кашин, он одно только знает: проверять на предмет возгорания… Гнать его надо, вот что!.. Акт, конечно, нужен, это само собой. Но вот Лаврентий Афанасьевич прав: мало мы занимаемся техникой безопасности в полевых партиях. Там, на этой Кавокте — сплошной Тянь-Шань. Я как-то пролетал мимо, видел. Один пик этот — посмотришь на него…

— Ай-Ультан, — подсказал главный геолог. — Да, гора серьезная.

— Торчит, будто Эверест какой… — Ревякин нервно дернул щекой.

— Я давно говорю, — перебил его Акимов, — что наши парни работают в горах, а в технике альпинизма безграмотны абсолютно. Так дальше нельзя! Надо что-то делать. Пусть бы люди съездили на Кавказ, на тот же Тянь-Шань, поучились там, как правильно ходить в горах, овладели азами альпинизма. Никаких командировочных средств не следует жалеть, коль скоро речь идет о жизни геологов!

— Вы правы, Лаврентий Афанасьевич. Будем ставить вопрос перед управлением, — решил Ревякин и уже тише проворчал — Вот уж точно: пока гром не грянет…

Зазвонил телефон. Начальник экспедиции поднял трубку.

— Ревякин, — сказал он, выслушал, лаконично поблагодарил, дал отбой.

Затем поглядел на летчика.

— Значит так, товарищ Рассолов. Медицина уже выехала в порт. Врач и медсестра. От нас полетит инженер по технике безопасности. На Гулакочи вас встретят Панцырев — вы его знаете — и э-э…

— Свиблов, — подсказал Акимов. — Геолог Свиблов.

— Вот именно. Они укажут, куда там надо слетать и… словом, организуют все необходимое.

Он внушительно помолчал, поднялся, давая тем самым понять, что разговор окончен.

— Желаю успеха.

— Сделаем все, что нужно, — командир вертолета энергично пожал протянутую начальником экспедиции руку, кивнул остальным и почти бегом покинул кабинет.

Ревякин мельком глянул на часы.

— Да, неважно начался денек, — буркнул он, затем с откровенным изумлением уставился на зампохоза. — Ты еще здесь? А разыскать Кашина, проводить вертолет, проследить за отправлением — это кто, Пушкин будет делать?! — уже не сдерживаясь, загремел он.

В ответ зампохоз лишь невнятно что-то пискнул, и его буквально вынесло за дверь…

В девять часов в радиорубку зашел Захар Машеренков. Поднял широченную ладонь.

— Привет! Для меня есть что-нибудь?

Суханов перебросил из одного угла рта в другой изжеванную «беломорину» и после паузы проговорил:

— Разбился наш Валька. Да… Вертолет за ним послали, такое вот дело…

— Да ты что?! — выдохнул Захар и опустился на стоявший возле входа табурет. — Как это случилось? Когда?

— Не знаю. Эрдэ я получил час назад. Из Гулакочей. Передали, что разбился. И студентка с ним. Больше ничего. Так что — извини…

— Вот это да!.. Ну, Валька… ну, Валька… — Машеренков достал сигареты, прикурил, жадно затянулся. — Уж кто-кто, а он-то… Это надо же!..

— Следующий сеанс связи в одиннадцать, — Суханов бесцельно потрогал пальцем «вибру [61] «Вибра» — самодельный ключ, который изготавливался экспедиционными радистами из ножовочного полотна, почему его еще называли просто «пилой»; «вибра» качалась (вибрировала) в горизонтальной плоскости, что позволяло достигать значительно большей скорости передачи «морзянки», чем при работе на традиционном ключе с вертикальным ходом. ». — Заходи — может, передадут что новенькое…

Через один час пятьдесят минут после вылета из Абчады Рассолов посадил свой МИ-4 в аэропорту Гулакочи. Еще в воздухе, оглядывая снабженный полосатой «колбасой» ветроуказателя пустырь на краю поселка, именуемый здесь аэропортом, он удивился тому, что совсем не видно людей. Впечатление было такое, что его вертолет тут не ждали и не ждут, никто ни о чем не ведает, и вообще радиограмма насчет ЧП была отправлена местным радистом в припадке алкогольного остроумия. Нет, не таким, совсем не таким представлялось Рассолову начало аварийно-спасательных работ. В сердцах он посадил машину грубовато и с запоздалым неудовольствием отметил про себя, что недавно вводивший его в строй пилот-инструктор Аркадий Иванович Гуров даже при действительно серьезных обстоятельствах не терял свою неизменную и, прямо сказать, красивую невозмутимость.

Выполнение необходимого предпосадочного зависания получилось скомканным, вертолет жестко ударился колесами о грунт и после короткого руления замер, грузно осев на свои четыре резиновые лапы. Несущий винт еще продолжал бешеное круженье, но та упругая мощь, что не без изящества держала в воздухе семитонную машину, уже ушла из него. Замедляя бег, лопасти рубили воздух вхолостую.