Он счел, что будет неуместно и жестоко напоминать ей о том, что рядом с главным почтамтом находятся душевые для приезжающих на один день туристов, а также прачечная и химчистка-автомат для приведения в порядок их вещей. А потому Мистлер промолчал.
Может, нам сделать вид, что ничего особенного не произошло? Дадите мне еще один шанс, а?
Два бокала тяжелого вина, выпитые им, давали о себе знать. И стало совершенно все равно, лгала эта девушка или нет. Она сидела напротив, через стол, в его гостиничном номере, и под белым махровым халатиком на ней, по всей видимости, ничего не было. Но если б речь шла только о съемках, она скорее всего была бы сейчас одета, ведь так? Вульгарность этой догадки поразила и возбудила его. Малейшего знака с его стороны будет достаточно. Между прочим, эта самая девушка спала с Гэнсвортом.
Не стоит так волноваться, сказал он ей. И нет необходимости говорить о каком-то там шансе. Я очень устал и, войдя сюда, был целиком поглощен мыслями о бизнесе. Теперь мне гораздо лучше, и уж определенно я рад, что не пришлось есть в одиночестве. Давайте останемся друзьями. Когда я уходил от Анны, мне казалось, мы почти уже друзья.
Спасибо.
Каких-то два шага — и вот она уже рядом. Обняла его за шею и поцеловала в щеку. Догадка была верна. Под белым махровым халатиком — ничего.
Он похлопал ее по спине, сказал, что все в полном порядке, и указал на стул, где она только что сидела. Нет, подумал он, торопиться тут ни в коем случае не следует, я пока что еще и сам не знаю, чего хочу. И он предложил ей сигарету. В ответ она сообщила, что не курит. Но ничуть не возражает, когда рядом курит кто-то другой. Напротив, ей это даже нравится.
Ну а как там Гэнсворт? — спросил он. Слышал, будто бы он уволился из адвокатской конторы? На его месте я бы поехал в Италию с вами.
Он-то хотел. А я — нет.
Это почему?
Не думаю, что мне стоит привязываться к этому старику. Причем это уже начало входить в привычку. Вообще-то я не против выйти замуж, но не собираюсь становиться чьей-то там нянькой.
И она тут же смущенно прикрыла рот ладошкой и так смешно и испуганно округлила глаза, что он не выдержал и рассмеялся.
Вы правы, это серьезная проблема. Вам хочется и быть с Тони, и в то же время не слишком привязываться к нему. Вы боитесь слишком серьезных отношений, потому что они могут помешать вам найти кого-то еще, более молодого и симпатичного.
Она молча кивнула.
Ну а как смотрит на все это старина Тони? Расскажите мне, если не против, конечно.
Ему все это не нравится. Часто впадает во мрак. Подозреваю, что он бегает жаловаться Фиби, то есть, я хотела сказать, миссис Гэнсворт. Они все еще друзья.
И она захихикала. Нет, ей никак не больше двадцати пяти. Ну, максимум двадцать восемь, но выглядит значительно моложе.
В графине осталось немного вина. Он вылил его себе в бокал — ее оставался полным — и одним махом осушил содержимое.
Выпейте и мое тоже, предложила она. Думаю, мне уже хватит.
Мистлер так и сделал. Он забыл попросить портье разложить багаж. Тяжесть, давившая на плечи, казалась невыносимой. Он был рабом своего габардинового костюма, сгорбился, согнулся под его тяжестью, точно превратился в одну из скульптурных фигур, поддерживающих на плечах балкон какого-нибудь здания. И вынужден стоять так до скончания веков или пока все здание не рухнет.
Мне надо прилечь и немного вздремнуть, сказал он. Что будем делать с вами? Может, я попрошу найти вам номер в этой же гостинице? Или в «Монако»? Там меня тоже знают, это поможет.
Нет, все эти гостиницы страшно дорогие. Я, пожалуй, пройдусь, попробую подыскать какой-нибудь пансион. В Италии так всегда: по телефону отвечают, что свободных номеров нет, а если явишься лично, совсем другое дело.
Можете оставить чемодан здесь, если хотите. И ключ, который вам дали, тоже пока оставьте себе. Если вернетесь и увидите, что дверь в спальню закрыта, значит, я еще сплю. Впрочем, не думаю, что буду спать слишком долго. Так что не исчезайте окончательно. Теперь, когда мы стали уже настоящими друзьями, нам просто необходимо пообедать вместе. Вечером в ресторане.
Печально знакомые ощущения: полная разбитость, сонливость и слабость. И при этом он уже знает, что полное забвение недостижимо, хотя, казалось бы, вот оно, рядом, можно ухватить кончиками пальцев. Знает, что болезнь будет мучить его, лишит сна и покоя, что кожа вдруг станет нестерпимо чесаться то в одном, то в другом непредсказуемом месте, словно этот зуд играет с ним в прятки.
Читать дальше