Впоследствии выяснилось, что именно такую рассадку запланировала Анна, но это уже мало что значило. Все равно он в такой обстановке не сможет открыться ей, своему старому другу, поговорить о Кларе и Сэме. Разве что дождаться, пока не уйдет последний гость? А что, если выяснится, что тот, второй Томас, дожидается того же, хочет остаться наедине с Анной?
По правую руку от хозяйки расположился Реймонд Вейс, один из ее авторов, литератор, прочно обосновавшийся в Верхнем Вест-Сайде, чьи недавно опубликованные в ее издательстве работы были отмечены в ежедневном обзоре «Нью-Йорк таймс». Там их назвали «катастрофическим примером помутнения разума и полного отсутствия таланта». В то время как в «Таймс бук ревью» знакомый романист того же этнического происхождения и проживающий чуть не по тому же адресу, чья книга должна была увидеть свет осенью, решил проблему, заняв большую часть отведенного для его статьи пространства высокопарными рассуждениями о том, как сложно на протяжении столь долгой писательской карьеры поддерживать себя, что называется, в тонусе. Впрочем, не важно: решать в конечном счете все равно читателям, а уж они-то наверняка поставят книгу Вейса вторым номером в списке бестселлеров.
Вообще-то вся вечеринка была затеяна в честь Вейса, оставалось лишь дивиться удаче и мужеству Анны, лишний раз доказавшей, что она умеет постоять за интересы друзей. Да и кто посмел бы упрекнуть ее в том, что она концентрирует внимание на лошадке, которая только что выиграла забег? Время от времени она оборачивалась к Мистлеру, стараясь втянуть его в разговор с Вейсом. Мистлер воспринял эти сигналы правильно. Он просто обязан был сказать несколько слов о новой книге, которой не читал, а также о ее предтечах, равно ему неизвестных. Но отсутствие знаний не проблема. Анна уже давно внушила ему, что последнее, что хочет слышать автор в подобных обстоятельствах, — так это чисто литературное мнение Мистлера, его критические замечания, пусть даже выраженные в самой почтительной форме.
От него всего-то и требуется, что сказать, как восхитило его умение Мастера создать характеры, наделенные необычайной живостью, — и в этом новом романе, и во всех остальных. Этого более чем достаточно. Он применил золотое правило Анны и тут же увидел, как Вейс так и расцвел в улыбке, добродушно и радостно закивал в знак согласия, что свидетельствовало о полном отсутствии скромности. Ну, вот и достаточно.
Гэнсворт сидел по другую сторону стола, по правую руку от дамы — литературного агента Вейса. Такой же старой кошелки, как и сам Вейс. Однако, похоже, Гэнсворт наслаждался ее обществом и был доволен всем и вся. Ну и слава Богу, тем лучше для него.
Сколько знакомых лиц — и живые, и бесчисленное множество тех, кто уже ушел в мир иной. Отец, мать, tante [7] Тетя (фр.).
Элизабет, ну и, разумеется, старый Сэм Эбторп. Они были единой семьей, вместе с дедами и бабками, хотя последние умерли, когда он был еще ребенком и ходил в школу, но это не важно. Гарри Ловетт. Смутные призраки друзей матери и отца, все они по большей части умерли еще во Флориде, уходили по одному, тихо и незаметно, освобождая от обязанности посещать их поминальную службу.
Сирс, его лучший школьный друг, он погиб в автокатастрофе, ехал домой после обычной традиционной выпивки в гольф-клубе, и его машина врезалась в дерево. Об этой новости ему сообщил брат Сирса по телефону. Тогда он прикрыл микрофон ладонью, обернулся к Кларе и сказал: это Дик Сирс. Только что сообщил мне, что Джордж погиб. В автокатастрофе. И она, естественно, взяла трубку и тоже выразила свои соболезнования. Уоррен, товарищ по колледжу, чей дом был виден, если смотреть через бухту Наррагансетт с лужайки, что перед домом в Крау-Хилл. Он скончался совсем недавно от сердечного приступа. Смотрел, как его маленький сын, плод третьего брака, играет в песочнице, которую Уоррен в тот уик-энд сам устроил ему на лужайке в поместье, принадлежавшем семье на протяжении ста пятидесяти лет. Смотрел, а потом упал и умер.
А сколько их еще!.. Чтобы вспомнить всех, придется пересмотреть школьные альбомы и снимки выпускников колледжа. Список обычно размещался на обратной стороне: «На память о…» Кажется, это покойный Джордж Эпли из книги Маркванда говорил, что не боится умирать благодаря знакомству со многими уже умершими епископами, а стало быть, уверен: на небесах его ждет самое блестящее общество. Стоит ли искать эту цитату? Наверное, нет. Лучше уж помнить о том, что трое прелатов, его знакомых, все еще живы. Но в подобном подходе есть своя ценность, это несомненно. Ему не придется быть там пионером, тропа уже давно проложена и хорошо утоптана. Тут он почувствовал, что лицо его словно окаменело. И быстро постарался изобразить приятную улыбку.
Читать дальше