Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

Впрочем, дело не в этом, а в самой по себе бесцеремонности критиков. Привыкнув, что они «четвертая власть», многие работающие в средствах массовой информации приобрели уверенность в том, что их власть – высшая. Выше не только той земной, что тоже от Бога, но и самой Божьей. Так что Предстателю православных можно указывать и пенять едва ли не как управдому, да еще и не опускаясь до доказательств, а папу снисходительно хвалить за старания не отстать от моды. Если же сказать им, что и хвала их, и хула есть не что иное, как самомнение и суетное влезание в дела не их ума, – очень удивятся.

Влюбленного интересует ответ на единственный вопрос – ты меня любишь? И он его непрерывно в той или иной форме обращает к объекту любви. Драма состоит в том, что именно таким образом вернее всего получаешь отрицательный ответ.

Старость ужасна тем, что у нее нет продолжения.

После детства наступает отрочество, после отрочества юность, потом зрелость… А за старостью – ничего. Вечная жизнь для тех, кто в нее верит, но это жизнь души. А старое тело – прах. Конец и есть конец. Отсутствие перспективы сокращает время старости, ускоряет его.

Ну да бог с нею, со старостью. Не больно-то и хотелось растягивать… Нет, соврал. Очень хочется растянуть, но что ж делать. Просто жить, пока живешь. Жить, пока живешь, – тоже жить. Такая жизнь отличается от настоящей жизни, вкус другой, но выбора нет, давайте одноразовую и быстрорастворимую.

Телесная любовь веками изгонялась из благородного обихода. Религии вытесняли ее едва ли не в отхожие места – что поделаешь, низ, телесный низ. Романтические фантазии оставлялись для строго воспитываемых подростков, а взрослые забавы и вовсе приравнивались к безусловным порокам.

Между тем может ли быть что-нибудь глубже проникающее в душу, именно в душу, чем ощущение обнаженного тела другого человека? Его душа близко, всего лишь снаружи твоего и внутри его тела. Сафьяновая очаровательная коробочка, а внутри то ли бриллиант, то ли мусорная крошка – не разберешь…

Писательство – пение, как было сказано по другому поводу, в клозете. Точнее, под душем. Голос гулко отражается от кафеля, шумит вода, а в пустой квартире какие-то звуки, будто ходит кто-то… Но когда выскакиваешь, обернувшись в полотенце, не обнаруживаешь никого. В квартире пусто, только за окном тихий грохот вечной стройки. А на паркете остаются мокрые, быстро стягивающиеся по краям следы.

Пение в пустоте. И даже те, кому Бог дал самые мощные связки, через короткое время понимают, что пустоту не заполнишь ничем. А все поешь, голый и фальшивящий в среднем регистре…

Пока не сунешь шею в петлю или, серо-желтый, не выпьешь последнюю каплю цирроза.

Любовь – ничего нет отвратительней.

В другой раз объясню, что я имею в виду.

А сейчас лучше включу телевизор. Там либо орут, либо хохочут под фонограмму.

«Скажите, а он вас бил? Сколько раз?.. Вот что пишет об этом обозреватель Си-эн-эн…»

И все же это лучше любви. От телевизора хотя бы не плачешь. А от любви… Да идите вы все на хер!

Сразу скажу: честное слово, я ничего не имею против этих людей. В коммунистические времена, когда им светила статья и до пяти лет лагерей, я очень сочувствовал беднягам. В нашей компании был один парень, его, как тогда водилось, поймали на провокатора из КГБ и устроили полупоказательный процесс. Свидетелями со стороны защиты выступали все наши девочки, упорно лгавшие, что наш друг спал с каждой из них и проявил себя вполне достойно советского холостого мужчины. А со стороны обвинения давал показания гэбэшный прапорщик, прямо в форме, и суд, конечно, поверил этой мерзкой скотине с обрюзгшим не по возрасту безволосым лицом и пискливым голосом. Что в нем нашел наш друг… Дали четыре года, и изысканный юноша, специалист по древней китайской поэзии и сам поэт, сгинул в колонии – говорили, что покончил с собой. Страшная была жизнь.

И очень хорошо, что все это далеко позади.

Но очень жаль, что все чаще мое отношение к происходящей гей-революции совпадает с отношением тех, с кем вообще-то я на одном гектаре не хотел бы оказаться.

Вообще, тем больше у меня претензий к окружающей действительности, чем последовательней она загоняет меня в отвратительную компанию, в которой и оголтелые коммунисты, и вполне откровенные фашисты. А что делать? Либералы-то выбора не оставляют…

А я ну никак не понимаю, например, смысла Дня гордости геев, который прогрессивное человечество ежегодно отмечает шумными костюмированными парадами в европейских столицах.