Юрек Бекер - Дети Бронштейна

А Кварт свое, словно меня не слышит:

— Сходи туда и поговори с ними.

Настойчиво предлагал продиктовать адрес и часы приема этой организации, я сделал вид, что записываю, а сам просто повторял за ним слова. И еще он сказал, что отец мой обладал немыслимым количеством достоинств и не надо мне брать пример с единственного его странного свойства — чрезмерной щепетильности.

— Прости меня за такие слова, но дело серьезное. Отцу удалось тебя убедить, что нам предлагают лишь жалкие подачки, но это ошибка. Рассказать тебе, чем мы заслужили свои льготы?

— Знаю, знаю, — ответил я.

— Тогда говори, пойдешь ты туда или нет? — потребовал Кварт, теряя терпение.

Оказывается, Марта в комнате, бог весть, когда она вошла. Стоит у открытого серванта, гремит посудой, вытаскивая из-под целой стопки самое нижнее блюдо. Открывает рот и касается языком верхней губы каждый раз, как ей приходится удерживать стопку в равновесии.

— Можем сходить вместе, если тебе так проще, — предложил Кварт.

— Не пойду я в эту организацию, — ответил я.

— А можно тогда узнать, каким образом ты найдешь комнату? — допытывался Кварт уже без всякого участия.

Неудобно заставлять его ждать, пока Марта выйдет из комнаты, пусть уж она слушает.

— Как вы думаете, есть смысл дать объявление?

— Давай, давай! Отбоя не будет от предложений!

Квартира принадлежит Марте, а не мне, она вправе греметь своей посудой сколько влезет. Наконец я догадался сказать, что я в комнате не один и перезвоню позже, только тогда она закрыла дверцу серванта.

Тут я и говорю:

— Спросите меня про лучшее из его качеств, и я на первое место поставлю именно эту странную щепетильность.

Выходя, Марта взглянула на меня с таким удивлением, словно только сейчас заметила, как я тут стою с телефонной трубкой.

— Это тоже очень странно, — проворчал Кварт.

В одной руке у нее блюдо, в другой целая башенка из чашек, а помочь некому, так что пришлось ей закрывать дверь ногой, босой ногой, и напоследок мелькнули пять пальчиков, ноготки покрыты ярко-красным лаком.

А он все не унимался, опять и опять предлагая обсудить мой вопрос с Вандой. Терпеливо объясняю снова, отчего это исключается, вернее — нетерпеливо.

— К ним в организацию ты ехать не хочешь, — долбил Кварт, — к нам вселяться тоже не хочешь, наверно, тебя устраивают только такие комнаты, которых просто нет!

Выхожу к Марте, она сидит за кухонным столом и чистит зеленую фасоль. Ожидала меня, судя по тому, что и взглядом не удостоила. А где же блюдо, где чашки, целая башенка?

Взяв ножик, я сел рядом и спросил, как это делается. Вместо ответа она прямо у меня перед носом обрубила ножиком стручок с обеих сторон. Возможно, думает: скажи она хоть слово — и все может стать по-прежнему.

Выждала, пока я потренируюсь на нескольких стручках, а затем все-таки спросила про объявление. Ничего она не разобрала, уж у меня глаз наметанный, просто уловила несколько слов из разговора. Но я занят испытанием нового метода: кладешь в рядок десять стручков и одним махом отрубаешь кончики. Вероятно, мое молчание указывает на деликатность вопроса.

— Конечно, никто тебя не вынуждает открывать мне секреты, — произнесла Марта.

— Вот именно, — подтвердил я.

Неудобство составляет разная длина стручков: или рубишь их все под одну гребенку, но тогда отходов слишком много, или опять выравниваешь перед вторым ударом ножа.

Уже давно я заметил, что Марта ведет себя спокойнее и спокойнее, когда по мелочи вдруг прорывается мое раздражение; можно подумать, ссора есть признак взаимной склонности. Не будь я тут на правах гостя, давно бы перешел все границы любезности, уж это я могу.

— Говорят, тебя приняли в университет? — поинтересовалась Марта.

Я кивнул и решил резать фасоль ее способом. От Марты исходит едва уловимый запах пота, в хорошие времена у меня от него волосы вставали дыбом. Тут же заметила перемену настроения, все-то она видит, и улыбнулась:

— Поздравляю. А в каком городе? Здесь, в Берлине?

Я опять кивнул. Раздражают меня ее расспросы, нашлась еще кумушка, может, разом отбарабанить все ответы наперед, узнавать-то ей особо нечего. Сколько я ни пытался показать Марте, что со мною можно разговаривать легко и спокойно, ни разу не вышло.

— Крупную фасоль лучше резать на половинки, — посоветовала она.

— Вернемся к первому твоему вопросу. Я ищу комнату. Для того и объявление.

Экое спокойствие. Поглядывает на меня, нет, взгляд не скучающий, но ни тени сочувствия, удивления, о замешательстве уж молчу. Взгляд официантки, принимающей заказ. Но я рад, первый шаг сделан, самый трудный. Дело пошло.