Юрек Бекер - Дети Бронштейна

— Мне не хочется здесь жить.

— Что это значит?

Говорить, не отступать, начало отличное, я иду по верному следу, мысль птичкой бьется у меня в голове, только ухватить.

— Жить здесь — значит все время вспоминать о несчастье, не так ли? Целый год я приходил в себя, но только вы открыли мне дверь, как сразу все и вернулось.

По напуганному его взгляду вижу, что попал в точку. Какой же я негодяй, нанес ничтожному противнику удар несоразмерной силы.

Двумя пальцами Кварт стучал себе по лбу, все не мог взять в толк, как это его со стороны натолкнули на столь очевидную мысль. А ведь мне ничего не стоило уйти домой и позвонить спустя несколько дней с сообщением, что мне как снег на голову свалилась роскошная комната. И у него бы от сердца отлегло.

— Мне на тебя сердиться?.. — произнес он. — Мне — на тебя? Могу только прощения попросить, мальчик мой дорогой. Что-то я стал туго соображать.

Он настоял на том, что заварит свежего чаю, у него есть настоящий английский. Отправившись следом на кухню, я наблюдал за движениями, которые он выполнял безмолвно, с печальным видом. Из трубы давным-давно ненужной печки он вытащил яркую банку с английским чаем. Я попытался утешить его по-иному, на пользу нам обоим: пусть, говорю, его предложение неприемлемо, зато он может мне помочь, порасспросив о жилье музыкантов своего оркестра.

— Я и в синагоге могу спросить!

А те, к кому он обратится, в свою очередь начнут расспрашивать своих знакомых, и так далее, и так далее, пока лавина вопросов не докатится до нужного человека, — убеждал я.

Над кухонным столом к стене прикреплена страничка из книги, я прочитал подчеркнутые красным строки о музыке: «.ибо она столь высока, что недоступна никакому разуму, всевластное и всеохватное воздействие ее осмыслить никто не в силах.»

— Это Гёте написал, — пояснил Кварт. — Не будь я Гордон Кварт: через месяц у тебя появится комната, положись на меня.

***

Гордон Кварт пригласил нас в ресторан. Только в шесть вечера отец мне сообщил: Кварт в семь заедет за нами на машине. Я возмущался, что меня так поздно оповестили, — разумеется, вечером мы встречаемся с Мартой. Отец равнодушно сказал, что я могу и не идти, если не хочу, а уж с Квартом он как-нибудь объяснится. Вот уже сколько дней он всячески давал мне почувствовать, до чего я ему отвратителен. Притом я помалкивал и вел себя так, будто забыл про похищение, то избегая отца, то чуть подлизываясь, ну, куда ж еще?

— Помнишь свое обещание? После выпускных я могу о чем-то попросить.

— Да.

— В будущем прошу сообщать мне заранее, что мы куда-то приглашены.

Чистое безумие, я мог пожелать путешествие на Кавказ или деньги, а может, и мотоцикл, но вместо этого лишь выпустил капельку скопившегося внутри яда. Отец равнодушно ответил:

— Посмотрим, как получится.

Марта разобиделась, когда я позвонил, экая важность — ужин с отцом и Квартом. Я наврал, что Кварт всячески настаивал на моем присутствии, бог весть почему. Мы проболтали полчаса, нашептались и нашушукались вдосталь. Еще Марта спросила, как долго будет оккупирован домик, и тут уж я сказал правду:

— Может, узнаю сегодня вечером.

Кварт заехал за нами вовремя, в темном костюме, старившем его на несколько лет. Пожимая руку, он мне подмигнул, словно между нами был тайный сговор. Отец спросил, отчего он не взял с собой Ванду, а Кварт весело ответил, что она на фестивале работает переводчицей, и жаль ужасно, но ничего не попишешь. Кварт был в таком прекрасном настроении, что отец велел ему разок дохнуть, прежде чем мы уселись в желтый автомобиль.

В городе многие улицы были перекрыты, но даже там, где проехать разрешалось, пешеходы мешали двигаться вперед. Кварт то и дело жал на гудок, ругался на молодежь, не признающую правил, и сиял. На вопрос отца, куда он нас везет, Кварт ответил:

— Вот-вот будем на месте.

Но он преувеличивал, мы долго еще не могли добраться до места, и свое настроение он подрастерял, поскольку ему приходилось все время сворачивать не туда, куда хотелось. В конце концов он поставил машину на стоянку и предложил проехать две остановки на трамвае. Отец назвал его блестящим организатором, Кварт закатил глаза и обратился ко мне:

— Как ты только терпишь этого торопыгу?

Пока ехали в трамвае, он всячески давал мне понять, что нынче вечером я главная персона: и взглядами, и ожиданием моего кивка, чтобы продолжить какую-то фразу, и постоянными хлопотами вокруг. Отцу все это не нравилось, при любом знаке внимания он кроил такое лицо, будто дивился современным нравам.