Юрек Бекер - Дети Бронштейна

Зазвонил телефон, только я мог до него дотянуться, не вставая. Лепшиц прошептал:

— Меня нет дома.

Лепшиц часто безо всяких причин просит не звать его к телефону. Я взял трубку: мужской голос спрашивал Марту.

— Она уже ушла, — ответил я.

***

Во вторник утром, когда я вышел на кухню, стол был накрыт к завтраку. Отец улыбается, стоя у плиты и опуская яйца в кипящую воду. Мне одно или два? Я потрясен. В корзинке для хлеба свежие булочки, пахнет кофе. Совершенно счастливый, сажусь за стол, а он еще и спрашивает:

— Я не путаю, у тебя сегодня последний экзамен?

Да, так. Разговор пошел непринужденный, про вчерашний вечер ни слова. Отец подробно расспрашивал о поездке к Элле, и отчего мне умолчать о припадке, в результате которого врач получил царапину? Отец заметил, что такие происшествия случаются теперь не так уж часто и это радует. Редко он бывал в столь прекрасном настроении, с чего бы вдруг именно сегодня? У него, мол, твердое предчувствие, что экзамен я сдам запросто, а я ответил, что это слишком смелое предположение. Он потребовал, чтобы я при случае сообщил, какой подарок хочу к окончанию школы. Он резко сменил тактику — вот такое складывалось впечатление. Недостачу хозяйственных денег он тоже не упомянул ни единым словом.

За завтраком я узнал, что во второй половине дня он уйдет, но вечером собирается быть дома. В сотый раз он попытался уговорить меня отведать блюдо по его рецепту: два чуть теплых яйца всмятку полностью очистить от скорлупы, положить в стакан, посыпать солью (по-моему, не меньше фунта) и перемешивать чайной ложкой до тех пор, пока не образуется однородная масса желтоватого цвета. Всякий раз он страшно удивлялся, что я отказываюсь.

Только он вышел, как я полез в помойное ведро: в рыбной вони, под кофейной гущей, яичной скорлупой и спитым чаем я искал ключ от дачи, который вчера выбросил — опрометчиво, как я теперь понял. Отец из коридора спросил, чего это я роюсь в помойке, а я влегкую соврал, что случайно выкинул свои записи к экзамену. На миг меня охватило подозрение, что он давно обнаружил этот ключ, а сейчас просто лицемерит.

И какое же облегчение я почувствовал, когда нащупал ключ! Глянув на дверь, я достал его из ведра и положил в раковину. Сначала вымыл руки, испачканные и вонючие, затем вымыл и ключ.

Отец находился у себя в комнате, через прикрытую дверь я слышал, что по радио играет музыка, а он добродушно — редкий случай! — мурлычет себе под нос. Когда я собрался уходить, он приоткрыл дверь и, высунув голову, поинтересовался, нашел ли я листки с записями.

— Нет, увы, — ответил я.

— Ладно, справишься и без них, — обнадежил он.

Итак, всю первую половину дня он будет дома, и я решил съездить на дачу, как только кончится экзамен. Конечно, есть риск встретить там Гордона Кварта или Ротштейна. Что ж, придется сначала разведать обстановку и в случае чего незаметно исчезнуть. Если же охраны на месте нет, я поговорю с пленником. Но мысль о его освобождении мне претит.

Я решил не терять время на работу по биологии, писать буду два часа, не больше. Опасность невелика: в году у меня высший балл, так что даже никудышная письменная провалом не грозит. Но к моим выпускным, видно, приставили ангела-хранителя! Зачитывают тему, а я в ней разбираюсь на все сто: «Клетка как передатчик наследственности». Остальные еще делают друг другу страшные глаза, а я уже строчу. По-моему, впервые за всю школу я заторопился в начале письменной работы, а не к концу. В разгар работы ко мне поступил призыв о помощи от Вернера Клее, тот сидел прямо за мной. Что поделаешь, изготовил ему шпаргалку, и тем не менее мне понадобился лишь час с небольшим на все про все. Пошел сдавать, экзаменатор кивнул мне как примерному ученику. Радостная мысль, что со школой покончено навсегда, у меня даже и не промелькнула.

Спустя несколько дней я узнал, что мой торопливый уход одноклассники расценили как высокомерие. Это мне поведал Вернер Клее, а поскольку я не мог раскрыть ему истинную причину спешки, он тоже так считал. Все остальные, как положено, отправились в кафе и, по словам Вернера, посидели очень душевно, а я, дескать, сам виноват, что оставлю о себе не лучшее воспоминание.

С вокзала я позвонил Марте. Она поздравила меня, хотя я и слова не успел произнести, и сообщила, что меня тоже ждет сюрприз. Я удивился:

— Разве сданный экзамен — это сюрприз?

Она не стала вдаваться в подробности, зато спросила, как там наша дача, до сих пор ли оккупирована гостями. Получив утвердительный ответ, Марта тяжело вздохнула; знала, что мне это понравится. По телефону про свой сюрприз говорить не захотела: