Татьяна Воронцова - Морской змей

Лиза чувствует непреодолимое желание прикоснуться к нему, но не делает этого из боязни разбудить. Он спит тихо, как кошка. Под сомкнутыми веками залегли темные тени – слишком много переживаний, слишком много сигарет. Одна загорелая рука закинута за голову, другая лежит поверх одеяла, сверкая обручальным кольцом. Воспоминания о том, как эти руки обнимали и уверенно поддерживали ее в танце, наполняли сердце Лизы сладкой истомой. Проводив родителей, они вернулись в зал, выпили еще вина и целиком отдались музыке, своим странным звучанием (эти музыканты оказались действительно талант–ливыми импровизаторами) погружавшей их в мир полубожественных-полуинфернальных грез. Выяснилось, что она еще не совсем разучилась танцевать. Тело припомнило все движения, какие она отрабатывала еще в годы далекой юности, а тем, что не припомнились, ее обучил Венсан.

Они так увлеклись, что не заметили, как уехал Анри Легран. Провожал его только Морис – не из симпатии, а из чувства долга. Так случилось, что Кевин в это время курил на улице, поэтому ему удалось подсмотреть и подслушать практически все. Хотя это «все» длилось не больше пяти минут.

– Он меня за человека не считает, – произнес Анри, нервно закуривая сигарету.

– Дай ему время.

– Можно подумать, я этого не сделал. Сколько, по-твоему, требуется времени, чтобы забыть о том, о чем я прошу его забыть?

– Забыть? – Морис посмотрел в сторону. – Забыть, я думаю, ему не удастся никогда. Так что проси о чем-нибудь другом. – И добавил после паузы: – Ты сам-то забыл?

Анри молчал, раз за разом лихорадочно затягиваясь сигаретой.

– Знаешь что? – Запустив руку в карман, Морис вытащил мини-диск в коробочке и протянул удивленному Анри. – В следующий раз, amigo , прежде чем прийти к нему со своей просьбой, посмотри вот это.

Кевин стоял, прижавшись всем телом к фонарному столбу (к счастью, лампочка перегорела) и почти не дыша. С большим трудом он дождался, пока действующие лица пьесы разойдутся, после чего помчался сломя голову к жене и все ей рассказал. А та, в свою очередь, рассказала Лизе.

– Значит, тогда-то все и случилось. В один из этих пяти или шести часов, запечатленных на записи. – Лиза украдкой бросила взгляд на Венсана, обсуждающего с Гуго достоинства его нового авто. – Ох... кажется, я уже не очень хочу об этом знать.

– А ты и не узнаешь, Лиз, – ответила Франсуаза печально. – Я сама ничего не знаю. Так, в общих чертах... Дня через три после этих событий он появился дома. Принял душ, посмотрел телевизор и пошел спать. Я сидела в кухне и читала журнал, интервью с какой-то голливудской звездой, знаешь, все эти идиотские вопросы: как вы представляете себе идеал мужчины? Что такое счастье? Дверь в его комнату была приоткрыта, и я крикнула: «Венсан, что такое счастье?» И знаешь, что он ответил? «Счастье – это когда ты лежишь на диване и у тебя ничего не болит». Я бросила журнал и пошла посмотреть, что там с ним. Он лежал на неразобранной постели, в шортах, без рубашки. И когда я увидела... Нет, Лиз, не спрашивай. Пожалуйста.

Она и не собиралась. Того, что она узнала, ей было вполне достаточно.

Солнце уже встало, за окном полноценное утро. Венсан начинает шевелиться. Зевает, потягивается, сонно моргает. Приподнявшись на локте, Лиза с улыбкой следит за его пробуждением.

– Какой ты красивый... Тебе известно, что ты очень красивый мужчина?

– Quelle rigolade! [100]

Мурлыча и перешептываясь, они почти не отдают себе отчета в том, что их тела вновь, как бы сами по себе пустились в плавание по волнам любви, которые мало-помалу вынесли их в темные и бурные воды неконтролируемой страсти. Полностью подчиняясь ритму движений Венсана, ритму его дыхания, Лиза впадает в состояние эйфории, напоминающее наркотическое опьянение. И настигший ее на вершине этого блаженства оргазм – это уже не просто банальное сокращение мышц, а энергетический вихрь, образовавшийся в точке слияния двух силовых полей, двух вселенных. О боги!..

Отбросив одеяло, впитывая молчаливые восторги друг друга, сконцентрированные в обжигающем дыхании и медовом поту, они лежат, как выброшенные на берег рыбы, и не смеют нарушить трепетность этого мгновения. Вот оно как... Явился царский сын из-за моря, из-за гор, полюбил ее такой, какая есть, – и стала ведьма Элизабет обычной счастливой женщиной, каких тысячи.

Смуглая рука Венсана ложится на ее живот, кажущийся белым, хотя и она тоже загорала все лето.

– Кто это, мальчик или девочка?