– Ну да. Он появился, обозначил интерес, и у нее возникло искушение накормить парня его же собственным дерьмом. – Он усмехнулся. – Понимаю... Но она не должна была поддаваться этому искушению, вот в чем дело. Она должна была дать ему понять, что дело закрыто. Навсегда.
– Кто же тогда заплатил бы за нанесенное ей оскорбление?
– Кто? Да какая, к чертям собачьим, разница? Ей следовало забыть и о парне, и об оскорблении. Этим она помогла бы прежде всего себе самой.
– Знаешь что? Ты просто... просто... – Джемма не находила слов от негодования.
– Salaud [51], – подсказал Венсан, – как и все мужчины.
– Все вы думаете только о собственном удовольствии, а на женщину вам наплевать. Вас интересует только то, что у нее под юбкой.
– Свой итальянский пафос прибереги для другого случая.
– Почему это? Ты не любишь правду?
– Не люблю, когда кто-то, все равно кто, делает из мухи слона.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что потеря девственности ничего не значит для женщины?
Он закатил глаза.
– Хватит с меня этого дерьма! Девственность! Я читал Фрейда и других ученых маньяков, но не собираюсь вслед за ними воспевать эту ошибку природы!
– Vigliacco! [52]
– Я понял, – кивнул Венсан. – Перевод не требуется.
Джемма вскочила на ноги. Волосы взлетают от ветра, ноздри раздуваются – настоящая фурия!
– По-твоему, переживания девушки – это ерунда?
– Сядь. – Он похлопал ладонью по циновке. – Я расскажу тебе одну историю.
Заинтригованная, она послушно села на прежнее место.
– Подруга моей сестры... – начал Венсан.
– У тебя есть сестра? – удивленно переспросила Джемма. – Первый раз слышу.
– Да, Франсуаза. Она моложе меня на три года... Так вот, ее подруга Ирэн долгое время встречалась с очень приличным молодым человеком (этот роман подробно обсуждался женщинами нашей семьи на протяжении года или полутора, точно не помню) и наконец вышла за него замуж. Первая брачная ночь прошла на удивление спокойно. Жених и невеста так нагрузились шампанским, что могли только мирно посапывать под одеялом, как птенчики в гнездышке. Следующая ночь ознаменовалась приходом месячных. Пришлось подождать, пока они закончатся (хотя, убей меня бог, не пойму, чем одно может помешать другому). Ладно... Потом была мигрень. Потом растяжение каких-то связок. Потом еще длинная вереница обстоятельств, из-за которых было совершенно невозможно приступить к исполнению супружеских обязанностей. Короче, эта коза не подпускала к себе законного мужа месяца три, если не больше. И знаешь, чем кончилось дело?
– Чем?
– Он собрал ее манатки, погрузил в машину, туда же запихнул самое Ирэн и отбуксировал назад, в дом ее престарелых родителей. Чтобы они, прежде чем выдавать дочку замуж, объяснили ей, в чем заключается смысл этого мероприятия, откуда берутся дети и все такое.
– Вот свинья!
– Ты думаешь? Но он же не стал ее насиловать. Он честно ждал, пока она договорится со своей скромностью, преодолеет свои страхи и прочее. Но ей, судя по всему, больше нравилось втихомолку упиваться своим новым статусом замужней дамы, наслаждаясь завистью менее шустрых подруг.
– Что же было дальше? – помолчав, спросила Джемма.
– Дальше? Дальше она день за днем безутешно рыдала у нас на кухне, а мать с сестрой вторили ей, проклиная всех на свете мужчин, а после ее ухода потешались над ней самым немилосердным образом. В итоге они не придумали ничего лучшего (теперь я говорю уже не о матери и сестре, а о сестре и ее подруге), чем прийти ко мне и попросить, чтобы я лишил Ирэн ее пресловутой девственности. Не потому, что она считала меня более опытным любовником, чем ее несчастный Жерар, а просто потому, что я оказался под рукой.
Джемма недоверчиво рассмеялась.
– Серьезно? Ты не выдумываешь?
– Нет, дорогая. ТАКОе я не сумел бы выдумать при всем своем желании.
– И что ты ответил?
– Ну, учитывая, что ее девственность уже перешла в разряд хронических заболеваний, я посоветовал ей обратиться к врачу. Чуть погодя она так и поступила. Ей удалили девственную плеву под наркозом. Недурно, да? Только муж и после этого почему-то отказался иметь с ней дело. Наверное, он был законченным кретином и эгоистом.
– А чего она боялась, она не сказала? Почему предпочла не мужа, а врача?
– Она боялась, – отозвался Венсан с усмешкой, – что «этот грубиян» причинит ей боль. Черт возьми, прохождение через родовые пути – тоже боль. И смена молочных зубов – боль. И укус соседской болонки, и падение с велосипеда... Кроули вообще утверждал, что наша жизнь – одна сплошная, нескончаемая боль, и облегчить свои страдания нам удается, только безостановочно переходя из одной болезненной позы в другую.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу