Джонатан Эймс - Дополнительный человек

– Что происходит?

– Я выбросил старую кушетку. Жаль было с ней расставаться, но время пришло. Я еще не взорвал бомбу от блох. Боюсь, кушетка была заражена, я бы не вынес еще одной ночи на ней.

– Где вы взяли новую?

– Нашел на улице.

– Думаете, это умно? У нас уже есть блохи.

– Она с Парк-авеню, очень хороший адрес. Стояла рядом с канапе, которое мне попалось вчера вечером.

– На Парк-авеню тоже могут быть блохи… Как вы привезли ее сюда? Гершон помог?

– Heт, он катался на велосипеде с сексуально-терапевтическими целями. Я только что нашел его и велел поработать над деталями. Он смазал их маслом и укрепил несколько винтов. Чтобы поднять ее сюда, я нанял маленького ирландского бродягу, который сидит перед пиццерией. Дал ему пять долларов. Он свалился в коридоре. Я думал, он умер. У него, должно быть, печень никуда не годится. Он, наверное, слишком слаб, чтобы прямо сейчас пропить деньги, которые заработал. Но я не могу заботить себя подобными вещами.

Я не мог поверить, что Генри и этот бродяга, маленький рыжеволосый человечек, которому на вид можно было дать лет тридцать, умудрились поднять кушетку на четыре лестничных пролета. Я решил, что у Генри случился припадок ярости против блох и он выместил его на старой кушетке, выбросив ее. Гнев, в свою очередь, придал ему столько энергии, что он оказался в состоянии втащить наверх другую кушетку. Он был в самом деле потрясающий. Я сказал:

– Я потрясен тем, что вы втащили ее сюда.

– Ну, танцы поддерживают меня в форме, хотя я могу себе что-нибудь разорвать и, вероятно, умру во сне.

– Это раскладная кушетка?

– Да, и Гершон устроил так, что она прекрасно раскрывается. У нее очень хороший матрац.

Генри принялся покрывать кушетку белыми пластиковыми мусорными мешками из супермаркета.

– Пластик для того, чтобы защитить вас от кушетки или кушетку от вас? – спросил я.

– И то и другое, – сказал он. – Я подержу его несколько месяцев. Это должно стерилизовать ее. Еще у меня есть пластиковая простыня для матраца. Дерматолог сказал мне, что блохи не выносят пластика. Они не могут в нем выжить. Ну, они могут немного посидеть на карнизе для занавесок, но нуждаются они в человеке.

Когда кушетка была застелена пластиковыми мешками, Генри уселся на нее с таким видом, как будто пробует на вкус вино. Потом он вышел из задумчивости и сказал:

– Знаешь, когда мы с этим бродягой брали кушетку, из окна на меня посмотрели две собаки. У них были очень грустные глаза. Должно быть, это была их кушетка. Они начали лаять. Думаю, они пытались предостеречь меня, что в кушетке блохи! Для нас, бедных, нет никакого выхода. Я сменил одну зараженную блохами кушетку на другую. Это, должно быть, эпидемия. У всего города блохи!

На следующее утро, когда я был на работе, секретарша позвонила мне по интеркому.

– Доктор Гаррисон на первой линии, – сказала она.

Это был Генри. Он представлялся доктором, когда чувствовал в этом нужду. Он сказал мне, что получил докторскую степень по драматургии в Парижском университете в пятидесятых годах. Однажды, с нежностью вспоминая о времени, проведенном во Франции, он сказал:

– Несмотря на общественные посещения Лувра, в Европу все еще стоит ездить. Когда они прекратятся, культура умрет.

Я нажал кнопку, переключив линию:

– Генри?

– Луис?

– Да, это я. Вы в порядке? Есть проблемы? – Генри никогда не звонил мне на работу за все время, пока я снимал у него комнату.

– Прости, что побеспокоил тебя, но я собираюсь установить бомбу против блох, так что не возвращайся раньше шести, в противном случае ты умрешь.

– Благодарю за предупреждение, – сказал я.

– Есть шанс, что я что-нибудь сделаю не так и погибну.

– Ну, надеюсь, что нет. Вы ведь прекрасно справились с бомбами против тараканов.

– В случае моей смерти свяжись с моим кузеном в Чарлстоне, Южная Каролина. Его зовут Филип Гаррисон. Он хирург-травматолог, но давно в отставке; он вечно не знал, какую из ног ему оперировать. Он захочет, чтобы меня похоронили на кладбище для бедняков, но скажи ему, что моя пенсия за колледж уйдет на оплату похорон.

– Хорошо… но вы не умрете. – Мне не нравилось думать о том, что Генри умрет.

– И никаких церемоний. Только один священник за гробом… после короткой поминальной мессы на латыни. Богослужение должно быть обязательно на латыни. Проведите ее в семь вечера, тогда никому не придется рано вставать… Я должен это записать, но ты запомни.