Джонатан Эймс - Дополнительный человек

И теперь после Мэри и всего этого инцидента с колготками я грозил себе, что пойду в отель «Барбизон» и буду мастурбировать в туалете, если не перестану думать о ней. Но это была только угроза. Я никогда не прибегал к этому. Что, если бы охрана в отеле «Барбизон» поймала меня? Я остался сидеть за своим столом и нейтрализовал реакцию на Мэри обычной успокоительной мыслью: «Я могу просто пойти к «Салли».

Я бывал там пару раз с того субботнего вечера, когда Генри уезжал в Нью-Джерси. Но делал это только тогда, когда был уверен, что Генри не будет дома и он не узнает, что я выходил. Иногда я встречал там мисс Пеппер, но никогда Венди. Я не выходил оттуда с новыми девушками, но мне нравилось, как они клали руку мне на плечо и говорили, какой я хорошенький. После «Салли» я обычно ходил на пип-шоу, о котором думал как о магазине грудей или шоу грудей, и трогал там женщин. Запах дезинфектанта начал ассоциироваться у меня с удовольствием. Я сломался, опустился до следующего уровня бесстыдства и, как другие мужчины, мастурбировал у себя в будочке, касаясь женщин. Это стало заведенным обычаем – возбуждать себя у «Салли» и находить облегчение в лавочке грудей. Когда все было кончено, я покидал Сорок третью улицу и обычно несколько дней чувствовал себя больным из-за своего поведения, но недостаточно больным, чтобы больше туда не возвращаться.

К середине дня слово «колготки» наконец покинуло мое сознание, хотя и задержалось там на долгие часы, как надоедливая песенка. Остаток дня я сидел с головной болью. Депрессия следовала за мной, словно тень, желавшая сокрушить меня.

Направляясь домой, я бросился в первый вагон подземки, чтобы развеселить себя. Я любил ездить в первом вагоне и смотреть в окно на рельсы. Иногда рядом стояли другие люди, хотя большинство пассажиров не имело представления о переднем окне и о том, какое оно интересное. В тот вечер я стоял у окна с хасидом. Мы стояли рядом, стараясь не касаться друг друга, и смотрели вперед.

– Здорово, правда? – сказал я.

Он мне не ответил. Я подумал, что это потому, что в его понимании я не был евреем, я был нечестивцем, но он улыбнулся мне, как бы соглашаясь, что мы получаем удовольствие, тогда как другие пассажиры упускают эту возможность.

Настроение улучшилось. Смотреть в окно было чем-то вроде гипноза: мы мчались вперед, наклоняясь вслед за темными рельсами; белые передние огни едва освещали темноту туннеля перед нами; ржавые металлические балки на потолке и стенах напоминали ребра. Я думал о рабочих – диггерах, которые шестьдесят лет назад трудились здесь, и некоторые погибли, когда земля неожиданно обрушилась.

Поезд грохотал и заполнял собой темный проход. Затем вдруг в желтом свете появилась платформа. Она напоминала далекую сцену, и люди, ожидающие поезда, были как линия хора. Когда поезд подъехал ближе, несколько человек увидели меня в переднее окно, лоб прижат к стеклу. Мы встретились взглядами, но они, как всегда, смотрели на меня с подозрением. «Что он делает у переднего окна? – должно быть, гадали они. – Может быть, с ним что-то не так?»

Но сейчас мне не было дела до того, кто что думает: я был отважным исследователем, искателем приключении. Глядеть в переднее окно всегда доставляло мне удовольствие. Я прекрасно понимал мальчишку, который угнал поезд и провел его из Бруклина в Манхэттен. Туннели подземки – это другой, но доступный мир, до которого легче добраться, чем до океана или до неба.

Хасид вышел на Восемьдесят шестой улице, даже не кивнув на прощание. Мне бы понравилось подтверждение знакомства. Но в конце концов, хоть на одну остановку я получил окно в полное свое распоряжение.

Я вышел из поезда на Девяносто шестой улице и прошел по пологому холму от Лексингтон до Второй авеню. Генри говорил мне, что Манхэттен – индейское слово, которое означает «холмистый остров», хотя он предпочитал думать, что мы живем у изножья Альп. Это делало нашу жизнь более похожей на европейскую. Приближаясь к дому, я надеялся, что увижу там Генри.

Рядом с мусорными баками прямо у нашей двери, где частенько прогуливались крысы, я увидел нечто похожее на черную металлическую раму от любимой кушетки Ген – ри. Что-то происходило. Взобравшись по ступенькам на наш этаж, я увидел матрац от кушетки, прислоненный к стене. Я понял, что, должно быть, случилось нечто экстраординарное.

Я вошел в квартиру и застал Генри посреди гостиной, с наслаждением взирающего на белую кушетку со светло-коричневыми пятнами, которая стояла у стены на месте старой кушетки.