Раймон Кено - Зази в метро

Последний, в свою очередь, принялся обнюхивать пиджак Габриеля. Покачал головой.

— Непонятно вообще, что эти ублюдки в этом понимают, — зевая, сказала Зази.

— Однако! — сказал говорящий навелосипед. — Вы слышали, сержант? Это где-то напоминает оскорбление.

— Не где-то, а в заднице, — вяло отозвалась Зази. Габриель и Подшаффэ расхохотались. Тогда она добавила специально для того, чтобы уважить их до конца:

— Эту шуточку я почерпнула все там же, в мемуарах генерала Шарля Вермо.

— А! Дело в том, что эта девчонка издевается над нами так же, как этот, со своим майораном, — сказал навелосипед.

— Никакой это не майоран, — сказал Габриель. — Повторяю: это «Тайный Агент» от Кристиана Фиора.

Вдова Авот'я, в свою очередь, подошла к нему и принюхалась.

— И в самом деле, — сказала она навелосипедам.

— А вас не спрашивают, — обратился к ней неговорящий навелосипед.

— Чистая правда, — пробормотала Зази. — Я ей сама только что то же самое сказала.

— Повежливее с дамой! — сказал Хватьзазад.

— Знаешь что, — сказал говорящий навелосипед. — Ты бы поменьше высовывался.

— Повежливее! Повежливее! — повторил Хватьзазад.

Вдова Авот'я была тронута его мужеством.

— А тебе давно уже пора спать.

— Ах! Ах! — сказала Зази.

— Ну-ка покажи документы, — сказал Хватьзазаду говорящий навелосипед.

— Это умунепостижимо! — сказала вдова Авот'я.

— А ты, старуха, заткнись! — сказал неговорящий навелосипед.

— Ах! Ах! — сказала Зази.

— Повежливее с дамой! — сказал Хватьзазад. Его поведение стало просто безрассудным.

— Так полицейский тоже никогда бы не сказал, — сказал говорящий навелосипед. — Документы! И поживее! — заорал он.

— Вот умора! — сказала Зази.

— Это все-таки чересчур, — сказал Хватьзазад. — Почему-то документы требуют именно у меня, а у этих вот (жест) ничего не требуют.

— Нехорошо так говорить, — сказал Габриель. — Совсем нехорошо.

— Ну и сволочь же он, — сказал Подшаффэ. Но навелосипеды твердо стояли на своем.

— Давай документы! — орал говорящий навелосипед.

— Давай документы! — орал неговорящий навелосипед.

— Нарушение тишины в ночное время, — переорали их вновь прибывшие полицейские с полицейским фургоном в придачу. — Лунный галдеж, соноразрушительный ор, полуночный гвалт, а это, сами понимаете...

Обладая безошибочным чутьем, они сразу унюхали, кто здесь нарушители и забрали Хватьзазада и обоих навелосипедов. Через минуту все стихло.

— Все-таки есть на свете справедливость, — сказал Габриель.

Но вдова Авот'я была безутешна.

— Не надо плакать, — сказал ей Габриель. — Ваш хахель вообще-то лицемер порядочный. И потом уже надоело, что он все время за нами шпионит. Поешьте с нами лукового супа. Луковый суп и утешит и успокоит.

Слеза упала на раскаленный гренок и тут же испарилась.

— Ну хватит, хватит, — сказал Габриель вдове Авот'е. — Придите же в себя наконец! Не он первый, не он последний. У вас такой замшелый вид, что вы без труда подцепите еще какого-нибудь прохвоста.

Одолеваемая сомнениями, вдова вздохнула. Раскаленный гренок проскользнул в ложку, и она закинула его себе в пищевод. Обожглась.

— Позовите пожарных, — сказал ей Габриель и снова наполнил ее стакан. Каждое Авот'йное глотание поливалось таким образом отменным мюскаде.

Зази, как и Зеленуду, одолела сонница. Подшаффэ и Турандот молча сражались с длинными волокнами тертого сыра.

— Отличный луковый суп, — обратился к ним Габриель. — Можно подумать, что ты (жест) положил туда пару подметок, а ты (жест) залил их помоями. Но именно это мне в нем и нравится. Естественный вкус — это когда все по-простому, без затей. Чисто, без примесей, одним словом.

Все молча согласились.

— А ты, Зази, что, суп не будешь?

— Пусть себе спит, — сказала вдова Авот'я измученным голосом. — Пусть отдохнет.

Зази открыла один глаз.

— Надо же, — ответила она, — эта старая галоша все еще здесь.

— Относись с состраданием к страждущим, — сказал Габриель.

— Вы очень добры ко мне, — сказала вдова Авот'я. — Не то что она (жест). Да, дети действительно бессердечны.

Она опустошила свой стакан и подала Габриелю знак, что хотела бы выпить еще.

— Совсем с цепи сорвалась, — прошептала слабеющим голосом Зази.

— Гм! — сказал Габриель. — Какое это все имеет значение? Правда, старая перечница? — добавил он, обращаясь к заинтересованной стороне.

— Ах! как вы добры ко мне! — ответила последняя. — Не то что она. Да, действительно, дети бессердечны.