Вениамин Чернов - Разрозненная Русь

Князь схватил с постели одеяло, побежал к двери, на ходу обмотал левую руку, прикрыл слева грудь...

Двери проломили. В проеме показались силуэты - не людей, а дьяволов: крики, брань, шум, лязг оружия - вот две тени бросились вперед... (На Андрея пахнуло винным перегаром.) Князь успел левой рукой отбить сабельный удар - острая боль рванула локоть, левое плечо... Правой он схватил одного из нападавших, дернул на себя, переломил длинное тело, подмял под себя. Еще двое, пролезшие вслед за первыми (только по двое могли протиснуться в дверь), тут же в темноте, закололи своего товарища - тот закричал смертельно раненый... Вот теперь их уже много - они окружили в прихожей Андрея и старались поразить его: в тесноте и во тьме кололи, рубили, били... Князь вдруг поверил, что его действительно убивают, и он от боли и мучительной тоски, сжавшей сердце, теряя сознание, закричал:

- "Нечестивцы!.. Зачем хотите сделать то же, что Горясер (убийца св. Глеба)? Какое я вам зло сделал? Если прольете кровь мою на землю, то Бог отомстит вам за мой хлеб!.."

Очередной удар и что-то жгуче острое пронзило под правое подреберье - сознанию гасло, погружаясь в холодную жуткую муть... Но все равно он чувствовал - хотя уже не мог думать, - что жив, не умер... Ощутил, как подняли рядом лежащего убитого, ушли... Пытался вынырнуть, выбраться на поверхность из этой удушающей жути; откуда-то пришло понимание, что, если не вырвется, не выкарабкается, то все: конец ему... Смог... Открыл глаза. Темь. Боль! - не шевельнуться, не вздохнуть... "Жив!.. Господи! Спас ты меня,- по щекам текло: то ли слезы, то ли кровь - затекало в ухо, бежало по шее... - Как просто умереть и ничего на Земле не изменится... Человеческая жизнь ничего не стоит!.. Но я же великий князь, Андрей Боголюбский, мне еще надо жить, многое сделать!" - откуда только силы взялись?! Перемогая адские сверлящие, колющие боли во всем теле, он перевернулся на бок, упираясь руками, встал на колени, поднялся на дрожащие и подгибающиеся ноги, опираясь правой рукой за стену, с громкими стонами (помимо воли), рыгая кровью, пошел по переходу... Спускаясь по винтовой лестнице, начал кричать - звать своих дворовых слуг, охранников...

"Убийцы услыхали (они не успели далеко уйти) и вернулись назад". Забежали в спальню - нет его там. Кто-то закричал: "Если не найдем, то пропали мы!.." Зажгли свечи и по кровавому следу нашли князя: Андрей сидел за лестничным столбом. "...И как он хотел меч отвести рукою, то Петр отсек ему руку, а протчии кололи..."

Смертельная боль сжала железными тисками грудь, голову и давила и давила!.. Валяющееся тело перекатывалось от наносимых ударов, он уже не чувствовал ничего, кроме нарастающей внутренней боли в груди, голове... Теперь уже все: остановилось дыхание, сердце - "Конец!!!" Ох как долго!.. Что-то темное, безумное быстро, все быстрее, еще быстрее начало накатываться, поглощая его... И последним проблеском земного сознания прогорело: вспыхнуло - погасло: "Господи, в руце твои предаю тебе духъ мои..." Взрыв! - душа оторвалась: от тела, от боли, от всего... Взлетела, начала вращаться, втягиваться в воронкообразный туннель, в конце которого - яркий свет. Вращение все убыстрялось, вибрирующий полет ускорялся - вот свет приближается... Все ярче и ярче - вспышка и... фиолетовая тьма!.. И последнее: яснее ясного - и уж никому, никогда не скажешь (но только каждый человек обязательно об этом - с глубочайшей неземной, неощущаемой, бесчувственной, но как-то осязаемой - и от этого еще ужаснее! - болью и тоской в конце своей жизни узнает) - что после смерти уже НИЧЕГО и НИКОГО нет!!!

1

Чем ниже спускались по Волге, тем тревожнее на душе у Протаса Назаровича. Он, старшина ватаги-вольницы, куда ведет?!.. А может не он, а его ведут?..

Многие, не понимая, хотят идти на булгар: пограбить, потом вернуться домой или же сесть где-нибудь, обжиться. Но ведь их, новгородцев, чуть больше пяти сотен. Как такими силами можно воевать Булгарию?! - это не на чудь, не на весь ходить...

Белая ночь. Кормщики сменились. По течению, по чуть заметному отблеску воды они видели глубину, и смело водили суда по незнакомым рекам. А тут, на Волге, - такая ширь, простор!..

Сидели на палубе, на чурбаках: напротив Протаса - Любим, рядом, слева - к корме - дед Славата. (Тудорский - неопределенного возраста: то ли мужик, то ли старик, но голова его не седа, голосом и телом крепок, если бы не знали возраст, то не поверили бы, что ему седьмой десяток...) Взяли его как ведомца-путеводителя. Но и не только: он и хороший сказитель; кроме того, лечит, советует; хоть и крещенный, но предсказывает судьбы, болезни... Конечно, на Новгородской земле были и более сильные предсказатели-гадатели - не перевела еще христианская вера колдунов и ведунов. Можно найти и лекарей-знахарей не хуже Славата, но чтоб в одном человеке, - к тому же не язычнике - все это... Да и сам он просился, кланялся собравшимся, сказал, что хочет ехать с ними на новые земли, и там помочь им обжиться, наладить вольную жизнь. Новгородцы, хоть и христиане, но каждый в глубине души все еще оставался язычником: верил в приметы, в суеверия - и то, что к ним присоединился дед Ведун (так его прозвали между собой ушкуйники), сочли благоприятным знамением.