Вениамин Чернов - Упреждающий удар

Дядя Митяй - по прозвищу Свистун, - женившись, отделился от своего отца и переселился в Новые Волковцы. Жил с ними. В этом году срубил избу: подсохнет, уляжется дерево - поставит себе дом.

С довольным добрым лицом дядя вел под узды лошадь, запряженную в четырехколесную телегу. Его молодая белокурая красавица-жена - тетя Марфа - с годовалым Ванютой сидела на телеге, на мешках с прошлогодним житом.

Этот хлеб специально оставлен на продажу, чтобы дом поднять, купив лес, срубить конюшню, хлев, сарай - хватит пользоваться братовым!..

Выехали из влажного росного леса на разноцветными лоскутками лежащие поля спасских крестьян. Ясное, молодое, будто умытое утреннее солнце светило в глаза. Сытно пахло поспевающей рожью. С голубого неба - с округлыми белоснежными облаками с синими донышками - лилась веселая, тревожащая душу, песня невидимого жаворонка.

По обочинам полевой дороги с глубокими колеями - от колес - стояла стеной рожь, сквозь золотистые стебельки тут и там синели васильки.

Босоногие братья в коротких портках - одному пять лет, другому - восемь, соскочив с возов, наперегонки побежали в село Спасское.

Гришку и его отца, шагавших рядом, догнал дядя Митяй, веселый, молодой, темно-русые волосы до плеч.

- Добрый хлебушко, Семен, уродился у спасских мужиков. Сытно зимушку проживут.

- У нас тоже не худой - мало ли навозом маслили землю... Эх, Митяй, еще два таких года - и мы бы!.. Лишь бы не захворать, уж мы постараемся, - и отец, смешно закативши глаза, перекрестился.

Недалеко от Спасского остановились, усердно помолились на покрашенную маковку спасской церкви с золоченым крестом и начали переобуваться: мужики сняли лапти, размотали волглые снаружи онучи, надели сапоги из тонкой телячьей кожи - за полцены им продал-подарил тесть Митяя. Надели новые, пахнущие льном - до колен - белые рубашки с вышитым воротом и подолом, желтые штаны, подпоясались голубыми поясами с красными кисточками, на пояса нацепили гребни. В ушах поблескивало по одной бронзовой серьге.

Марфа - в нарядном сарафане, золоченые серьги в ушах, серебряные браслеты на руках - осталась сидеть на возу.

Гришка впервые в жизни так нарядился.

Он уже жених - семнадцать лет, - отец обещал к осени присмотреть невесту.

Конечно, родители должны ему выбрать жену - они все ж опытны - жизнь прожили, но Гришка сам нашел; правда, она Марфина сестренка - разрешит ли отец?..

Не часто встречался с ней, но зато как эти встречи были желанны и радостны, как западали в душу! Все сильнее разгоралось неведомое доселе молодое огненное чувство любви. Он делался как бы сильнее, честнее - хотелось жить, стать бессмертным...

Он постоянно благодарил бога за эти встречи и молился, чтобы стала она его женой...

Последний раз встречались на масленой неделе. "Ох, грешен, прости, милосердный Господи, - Гришка отвернулся от отца, взглянул на небо, так похожее на Васенины глаза: та же голубизна, та же белизна белков глаз в облаках, закрестился, - свечку поставлю, только допусти еще разок пообниматься, целоваться - большего не прошу - крещеный, чай, - знаю, не обвенчавшись нельзя!"

Позавтракав у дяди Акима, Митяева тестя, - ели творог, сметану, молоко-варенец да рыбу; мужики выпили по чашке меду-"насыти" 33(Гришку обнесли: "Борода еще не отросла - нельзя!"), отмолившись в церкви, Гришка отпросился у отца погулять по базару: с Васеной был тайный уговор встретиться там.

В село Спасское - дворов тридесять - на праздник съехалось много народа, и базар был подходящим местом для встречи...

Торговали под открытым небом. На шестах висели: лапти липовые и кожаные, сапоги, поршни 34. На лавках лежали: одежда, ткани... В кадках - прошлогодний-хмельной, нынешний-пресный - мед. Выделялись среди толпы плотные, коренастые мари с чуткими настороженными лицами. В стороне лыбились белокурые, рыжие удмурты, держа в руках меха...

Все можно было купить, продать, обменять: сани и телегу, стальные портняжные иглы и боевой лук со стрелами, лошадь и выжгеля 35, охотничий нож и сапожные правила. Много было поделок из бересты: от солонки и туесов до писчих листков 36для письма...

Шумел, галдел базар на краю села. Где-то пели, переливчато-звонко дудели сопелки; долетали до уха бархатные, уныло-нежные звуки волынки, грустью царапающие сердце...

Рядом, на лужайке, разноцветная толпа мужиков и баб: оттопывают под плясовые песни вятскую топотуху, кружится разнаряженный веселый люд в хороводе, смеется, радуется, празднует, но не пьянствует - отродясь не было у русских такого - отдыхают после сенокоса, набираются сил для уборки жита...