Вениамин Чернов - Упреждающий удар

Выступили еще несколько бояр - тоже против похода. Старший Лазарев встал, одернул бороду и спокойно, убедительно объяснил, что не хватит железа для оружия...

Бояре были против похода - шум, крик, даже угроза послышалась из рядов. Кто-то заорал:

- Людями нас обзывают... Тут нет "людей" - одни бояре!..

Другой еще злее, с ненавистью:

- Ездят, указывают как жить, что делать... Мы не в Московии живем, а на своей дедовской земле!..

Воевода, напружинившись, сжав кулаки, гневно смотрел на перекошенные рты, взлохмаченные бороды, красные потные носы, черные горлатные шапки, мелькающие рукава шуб.

Все верно: большую рать не собрать. Но не помочь Московской Руси не можно!.. На будущий год великий князь будет воевать Великий Новгород - пора их, христопродавцев, заключивших тайный договор с Литвой против Москвы, Руси, наказывать. Вот до чего дошло - Марфа Посадница и в Сарай направила послов: просит помощи, а татарам того и надо - всю Русь опустошат, ограбят... "Мы, Вятка, - Русь, Московского княжества вотчина, что делаем?! - мешаем... объединению русских земель... да что мешаем - вредим; не выйдем в поход - поможем врагам Русской Земли!.. Эх! Если бы велено было сказать о готовящемся походе на Новгород... О Казимире... о великих чаяниях Ивана III об объединении Руси - поняли бы, какая опасность грозит всему этому, не нанеси - пусть ценой жизни - упреждающий удар Хану Ахмедке. - Озлился: - А почему только о себе думают?! - Не хотят пожертвовать собой для всей Земли!.. - гнев начал горячими волнами заполнять грудь. Вот уже перехватило горло, еще немного - тугим мешком ударит по голове, и тогда...

Воевода увидел, подошедшего, седого мудрого подвойского Игоря Голубова, его пронзительно - трезвые глаза (подумал: "Как могут трезветь в минуты опасности человеческие глаза?") - самого уважаемого и единственного друга среди больших людей. Вспомнились великокняжеские слова из потайной грамоты: "Не быти походу на Сарай и победе не быти, и великой единой Руси!.. Поднимай землю вятскую до последнего мужа русского!.."

...Что творилось в душе у воеводы, Андрей Воронцов уловил, понял по безумно-бешеным глазам: "Не осилит он бояр своих... Лекше с татарвой воевать, чем с вятскими спорить!.. Надо счас же образумить этих мужиковатых бояр, - подумал Андрей Андреевич, медленно поднимаясь с лавки. - Всю жизнь готовился к этому, ждал! Нельзя упустить такое!.. Видит бог, о походе на Новгород придется сказать..."

Воевода опередил московского боярина: вскочил, некоторое время смотрел, грозно насупившись, на кричавших - ждал...

Взмахнул десницей 30- рявкнул:

- Тихо!.. Разорались! Обижаетесь, когда людями называют, а сами?! Чернолюдины на базаре так не ведут себя, как вы, бояре-мужи! - еще раз обвел сидящих грозным взглядом и заговорил, выкатывая, как валун, каждое слово:

- Я мог с вами и не держать думу - все слышали государево слово!.. Поход должен быть, и он будет!.. Вы, как новгородцы, больше думаете о своих доходах, о мошне, а не об общей пользе, не об обилии Русской Земли... Тут, - воевода повысил рокочущий бас и его голос загремел, забился в душной избе, - тут кричал один, что мы, русские, уподобляемся татарам и собираемся идти в разбой!.. Не хотел говорить, великий князь просил... думал, вы так... Не только пойдем на татар, чтобы упредить их: отбить охотку пойти на Русь, Москву; но не дадим им объединиться с Казимиром!.. Татары не пойдут и ляхи задумаются, не посмеют одни. Мы нашу Землю, язык идем спасать, а не в разбой!..

Боярин Андрей Воронцов перекрестил живот себе под столом. Облегченно потея, подумал: "Ладно, хоть про поход на Новгород не сказал..."

Константин Юрьев потупил глаза, опустил голову и - скорбно:

- Много крови придется пролить, может, головы сложим, но татар должны побить... Иначе будем прокляты, виновны будем, что не предупредили большую войну...

- Однем не одолеть татарина! - обиженно-упрямый голос с заднего ряда.

- Да-а! Однем не смочь...

Вятский воевода побледнел, смахнул со лба крупные капли пота:

- Да вы что?! Ничего не поняли?

Молчание. Только слышно сопение носов, покряхтывание и шелест одежды - это страшнее, чем крики. С места, не вставая, взмутнул тишину Пахом Лазарев:

- Не гневись, великий боярин, и ты, Костя, не петушись - не пойдет народ... Дайте ему пожить спокойно, без рати... А забижать себя не дадим: придет злая сила - ответим силушкой, как дедами на Руси заведено!..

Поднялся, уперся грузным телом на стол Андрей Воронцов. Глаза - лед, рот приоткрыт, губа трясется. Воевода и московский боярин стояли рядом. Все заметили, как они, несмотря на разницу лет, схожи...