Маргер Заринь - Фальшивый Фауст

Тайно я любила известного художника, привязалась к нему всей душой. Пожениться мы не могли. Он женат, у него прелестная девочка. Воскресенья он проводил в семейном кругу, лишь в будни по вечерам приходил ко мне, потому что тогда мог оправдаться перед женой: задержался, дескать, на работе. И тем не менее я любила его безумно, безгранично.

Но затем разразилась катастрофа: я влепила господину Ф. пощечину в его же кабинете (шлепок наверняка был слышен в передней комнате, где сидели другие машинистки). Меня немедленно уволили, назвав причиной увольнения мое стихотворение, появившееся за день до этого в «Балсе», оно якобы восхваляет безнравственность. Уходя, я громко сообщила всем служащим, что директор Ф. в кабинете в грубой и непотребной форме приставал ко мне и потому получил по уху.

Я опять стала безработной… Левые круги критиковали меня за то, что воспеваю мадонну, христиане — за то, что богохульствую и поношу ее. Адвокат Петерманис, лидер рабочей партии, высказался, что таких религиозных фанатичек, как я, нужно гнать в шею из рядов трудящейся молодежи. Мои товарищи, левые студенты, перестали со мной здороваться и отвечать на мои приветствия.

Но самый болезненный удар, вернее сказать, пинок ногой я получила позавчера. Мой милый, мой единственный, художник, у которого дома красавица жена и хорошо воспитанная девочка и которого я до смерти любила и обожала, сказал мне в глаза, что я круглая дура: стоило ли поднимать крик, кусок бы отвалился от меня, что ли, если б директор, господин Ф., со мной… это самое… место уж больно хорошее…

«В твоем департаменте все знают, что ты совсем не такая уж недоступная. Да и я это знаю», — сказал мой возлюбленный и убежал.

Я не понимала больше, что делаю… Написала записку и отнесла к нему домой, попросила служанку передать лично ему.

«Дорогой!

Я требую, чтобы ты в субботу (то есть завтра вечером) от десяти до двенадцати пришел в кафе Шварца, где я буду ждать тебя в круглом зале. Требую, чтобы ты подошел ко мне, публично поцеловал и извинился за слова, которые я не в силах повторить.

Если ты не придешь, я сразу после полуночи покончу с собой, потому что тогда мне нет смысла больше жить.

Само собой, что он не явился, ибо по природе он трус. Что бы сказали его красивая жена и дочка? Завтра же воскресенье, его следует проводить в кругу семьи… Письмо он, надо полагать, сжег, пепел высыпал в клозет, спустил воду, после чего облегченно вздохнул: слава богу, он в этом темном деле не замешан.

Неизвестно, понял ли Янис Вридрикис печальную исповедь девы, слушал ли он вообще… Он лишь глядел в необыкновенные, объятые темными тенями глаза (одна радуга зеленая, другая каряя), взгляд их то вспыхивал сдержанной яростью, то затуманивался. Рот был маленький, приятный, губы полные, два передних зуба чуть выдавались вперед, во время разговора иногда кокетливо обнажались, а когда она заканчивала фразу, прикусывали нижнюю губу — это выглядело на редкость трогательно и мило. Лицо кругловатое, чем-то смахивает лик мадонны, решил Янис Вридрикис, потому-то, видимо, у нее над кроватью и висел Боттичелли. Ей-богу, такая женщина способна на подвиг и на преступление. Пойти добровольно на смерть — тоже геройство. Большинству людей это не под силу: они трусы, предпочитают дожидаться конца, трясясь в постели.

Рассказывая, Маргарита куталась в поношенный халат, пыталась закрыть стройные босые ноги. Янис Вридрикис уже собрался было товарищеским жестом погладить нежное колено, которое строптиво вылезало из-под оторванного подола, но спохватился — слишком рано…

Стрелки показывали первый час пополудни, когда явился Кристофер с здоровенными коробками в руках, узлом за плечами, кобеняком на шее и сумкой под мышкой. Пинком распахнув дверь, он встал на пороге и, смущенный, уставился на Маргариту, которая пыталась привести в порядок свою растрепанную гриву перед щербатым тусклым зеркалом.

Выглядел он до того бойким и стрёмным, что Маргарита невольно засмеялась. Начал смеяться и Кристофер, так и стоял он — неуклюжий, этакий ломыга, и заливался. Янису Вридрикису подобная резвость показалась неуместной, положение-то серьезное, какие могут быть шутки?

Магистр втянул Кристофера в комнату, плотно затворил дверь, освободил юношу от груза и представил своей королеве:

— Кристофер Марлов, музыкант!

— Кристофер Марлов? — потрясенная, воскликнула Маргарита. — Может ли быть! Вас, выходит, зовут точно так же, как…