Василий Швецов - Горькая новь

- Константин Иванович, уберите вы от меня этого дармоеда. - Слёзно просила Елизавета Сафроновна, у которой стоял на квартире Дёмин. Каждый день требоваит на завтрак блины со сметаной да яишницу с салом. В обед чтоб был суп с курятиной или бараниной и в ужин, чтоб всё было горячее да жирное. Молоко дует за трёх телков. Орёт, что вы в Сибири тут обжираетесь, вот подравняем вас со всей рассей.

Председатель отмахгулся и повернулся к своему заму:

- Сколько подвод надо, чтоб нагрузить хлеб у Фёдора Михайловича.

- Не меньше двадцати.

- Поезжай Иван Родионович и мобилизуй весь транспорт в Язёвке и Плотниковом, о выполнении доложишь.

В это время в нардоме Пётр Этко собрал мужиков и разговаривал с каждым по одному, разговаривал как надзиратель с заключёнными.

- Имя фамилия.

- Зуев Иван.

- Почему план не сдаёшь? Ты саботажник, будем тебя судить ревтребуналом.

- Да ты, похоже, белогвардеец, - зло ответил Зуев - да знаешь ли ты, что два года тому назад на меня вот также орал начальник карательного отряда, я был приговорён к расстрелу и из - под ареста сбежал. Да знаешь ли ты, что тогда всё наше хозяйство сожгли казаки, а я ушёл в партизаны. До каких пор будешь тут издеваться над мужиками?

- Ну, ладно, ладно Иван, не сердись. Я не знал, что ты такой заслуженный. Иди домой, больше вызывать не буду. Следующий! Вошёл Пётр Ульянович Бурыкин.

- Рассказывай, сколько земли сеял, почему продразвёрстку не сдаёшь?

Бурыкин был шутник и балагур, за словом в карман не лез. Рос у вдовы матери, до службы в армии, батрачил, пришёл с войны, сразу ушёл в партизаны. В этом году он первый раз в жизни посеял для себя гектар пшеницы, но убирать не довелось, по Плотникову логу полосой прошёл град, и там всё выбило. Ему не только развёрстку, самому есть нечего было. Пётр, не спеша, взял в углу табуретку, внимательно глядя на Этко, подошёл к столу и сел против, а тот отодвинулся в сторону.

- Ну, давай поговорим начальник, ты приехал хлеб у нас отбирать и даже не знаешь, как он растёт. Кто же тебя послал? Разве землю сеют? Ведь сеют - то зерно. Ещё в губернии служишь! Да тебя пастухом ставить нельзя.

Этко зло прищурился:

- Вот как раз тебя и судить будем, как главного саботажника.

- Попробуй, посуди. - Бурыкин встал и вышел из комнаты.

К сельревкому на рысях подкатила пара закуржавелых лошадей, которыми правил такой же кучер. Из кошевы вылез пассажир в чёрной собачей дохе, с потрепанным коричневым портфелем и пошел в сборню, здесь, как всегда было полно народу.

- Ба, да это Афонька дегтярёнок, футы - нуты, ни как в волости служит? Да что же он там делает? Он же не грамотный!

- Правильно, кто был ни кем - тот станет всем.

- Афонасий Иванович, здравствуйте, проходите, - приветствуя его, заговорил председатель.- Вот и прекрасно, что приехал, поможешь нам с развёрсткой разобраться, а заодно и с другими делами.

- Нет уж, извини Иваныч, я что - то притомился, пойду до Митрия, отдохну. У меня, брат, своих волостных дел уйма. Управляйся тута сам, у тебя орава, вот и гоняй её.

Протиснулся к председателю Привалов, и держа в руках бумаги, начал докладывать сколько нагребли у Лариона Колесникова.

- У них остался не обмолочен только не большой прикладок. Сам злой, а его жена нас отлаяла, надо бы их ещё как - то поприжать.

- Сколько всего зерна за эту неделю отправили - спросил председатель. Привалов полистал бумаги.

- Сто двадцать подвод - две тысячи четыреста пятьдесят пудов. Ещё должны увезти Черноталовы, Загайновы, Тарунины и Неустроевы.

- Сегодня будет партсобрание, займись и посчитай всё. Меня вызывают в волость.

Вошёл Бельков, и за плечи резко развернул к себе Привалова.

- Ты, евангелист сухозадый, совсем оскудоумел, ты почему у меня выгреб последний овёс. Ведь эти двадцать пудов оставлены были комиссией на семена. Да ещё деда настращали, его и без вас скоро кондратий хватит. Вот где выгреб, туда обратно и свези!

В половине марта состоялось самое шумное партсобрание. Оно было долгим. После всех условностей избрали президиум. Председатель Сергей Захарович Поспелов объявил собрание продолженным, попросил встать и спеть интернационал. Пели громко, но бестолково, каждый по - своему, да и слова наполовину путали. А некоторые специально базланили: "лишь мы разбойники всемирной". Это позднее за такие вольности можно было получить по десять лет без права переписки. А пока люди говорили то, что думали, начальства не боялись, свободу представляли в истинном её значении.