Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

Он взял трубку и велел соединить себя с квартирой Петаччи. Девушка была дома, Муссолини иногда казалось, что она вообще не выходит, боясь пропустить момент, когда зазвонит телефон и ее позовут в палаццо Венеция.

Через три четверти часа Кларетта уже стояла рядом с ним у окна, выходившего на внутренний дворик. Черные волосы девушки были красиво подстрижены и причесаны, а зеленые глаза сверкали, как у кошки.

— Правда ли, дуче, что вы одной силой взгляда остановили поток лавы?

Муссолини усмехнулся — ну да, пару лет назад он ездил смотреть на извержение вулкана, которое прекратилось на его глазах, журналисты подали это как достижение его сверхчеловеческой воли, что, конечно же, было преувеличением, однако Муссолини нравилось думать, что, возможно, в его взгляде действительно есть нечто магнетическое.

— Кларетта, вы верите тому, что пишут газеты?

Эта добродушная шпилька вогнала девушку в краску, и Муссолини продолжил:

— Конечно, это не так, но, признаюсь тебе (он словно само собой перешел на «ты»), иногда я жалею, что не обладаю подобными способностями. Мы должны быть достойны наших предков, но так ли это? Куда пропали бесстрашие римлян, презрение к смерти? Я вижу вокруг себя только bevitore и buongustaio. Итальянцы размякли, деградировали, они стали рабами удовольствий. Мы должны это преодолеть, должны построить новую Италию, страну мужественных мужчин и женственных женщин. Сверхчеловек — вот та цель, к которой я стремлюсь.

Кларетта слушала как зачарованная, на ее лице отражалось такое восхищение, что Муссолини на мгновение действительно почувствовал себя всесильным. Он говорил еще какое-то время, прочел девушке наизусть одну оду Кардуччи и спровадил ее — больше пятнадцати минут из рабочего дня он для себя урвать никак не мог.

В следующий раз я ее возьму, подумал он, снова садясь за стол.

Он работал, пока не стемнело, и еще долго после этого и вернулся на виллу Торлония только в час ночи.

Глава пятая. Латеранский мир

Как только они дошли до площади Святого Петра, Беттина заохала и заахала и потребовала, чтобы Герман разделил ее восторги. Беттине нравилось все: и сам собор, и колоннада Бернини, и особенно, конечно, купол Микеланджело. Интересно, подумал Герман, если бы она не знала, кто автор купола, она так же его расхваливала бы? Хотя, учитывая вероисповедание Беттины, главный храм католиков в любом случае должен был внушить ей почтение.

Германа зрелище оставило равнодушным. Возможно, если бы они пришли сюда в первый день, в его душе тоже что-то всколыхнулось бы, но теперь нет. Возникло желание придраться ко всему, как к самому собору, так и к колоннаде, первый, по его мнению, был неуклюжим, вторая чересчур помпезной…

— Посмотри, как третий этаж собора выпадает из ансамбля, — сказал он невесте, — а вспомни Париж. Парижские мансарды намного более элегантны.

— Ты нарочно все критикуешь, чтобы испортить мне удовольствие, — взорвалась Беттина. — Щеголяешь своей независимостью, мол, для тебя нет ничего святого и ты всегда готов богохульствовать.

Но теперь рассердился и Герман.

— Я вовсе не щеголяю, мне просто противно смотреть, как ты в своем христианском раболепии восторгаешься работой воров, разбойников и вандалов.

— Что ты называешь работой воров, разбойников и вандалов? — не поняла Беттина.

— Как что? То, на что мы сейчас глазеем, да и все прочие церкви по всему Риму. Как ты думаешь, откуда для их строительства брали мрамор? Грабили все, Форум и другие места, например Колизей. То, что мы позавчера видели, был ведь только его каркас, болванка. Куда делась облицовка? Да сюда! Тут вообще нет ничего своего, даже тот обелиск, в который они воткнули крест, из цирка Нерона. А где сам цирк? Я хочу его видеть, говорят, он был грандиозен. Но не могу — христиане сравняли его с землей.

— В этом цирке казнили святого Петра, — сказала Беттина ледяным голосом.

— И правильно сделали, — буркнул Герман.

Беттина замигала, Герман подумал, что она сейчас заплачет, и был уже готов принести извинения, но он недооценил характер невесты, немного собравшись, та плеснула ему в лицо:

— Ты действительно как Гитлер! Ты даже хуже, чем Гитлер, потому что он хотя бы думает о живых, а ты — ты поклоняешься руинам.

Высказавшись, Беттина повернулась к нему спиной и гордо промаршировала к ведущему в собор пандусу.

И что мне теперь делать, подумал Герман мрачно. Побежать за ней, словно получивший выволочку мальчишка, попросить прощения, искать примирения — не упускать же такую хорошую партию, кто мне еще поможет встать, как архитектору, на ноги, если не папаша Видлинг?