— Она моя подруга, — ответила я, — и никто другой не примет в ее судьбе участия, если этого не сделаю я.
Джон посмотрел на меня так, словно я была маленькой девочкой, пытающейся убедить свою няню, что мне можно взять еще одну порцию пудинга.
— Ты поступила крайне глупо, Элизабет. Проделала весь этот путь, по дороге заболела…
— Это всего лишь простуда, не более.
— …по дороге заболела и понапрасну нас всех тревожишь. — Теперь он взывал к моему чувству вины. — И безо всякого смысла, потому что никто тебя не выслушает.
— По крайней мере, я могу попытаться. По-настоящему глупым было бы проделать весь этот путь, а потом даже не попытаться сделать то, ради чего я здесь оказалась.
— Чего именно ты хочешь от этих людей?
— Я хочу напомнить им о том, какими тщательными методами пользуется Мэри в своей работе, как внимательно изучает экспонаты, и убедить их согласиться публично защитить ее от тех нападок, которым подверг ее репутацию Кювье.
— Они никогда этого не сделают, — сказал Джон, проводя пальцем по спирали своего пресс-папье из наутилуса. — Они могут защитить плезиозавра, но репутацию Мэри обсуждать не станут. Она ведь всего лишь собирает эти кости.
— Всего лишь собирает! — Я остановилась.
Джон был лондонским адвокатом, то есть обладал определенной манерой мышления. У меня, упрямой старой девы из Лайма, был собственный склад ума. Мы не могли прийти к согласию, и никто из нас не мог переубедить другого. Да и все равно это не было моей целью; мне следовало поберечь слова для более влиятельных людей.
Джон не согласился бы сопровождать меня на заседание, поэтому я не стала его об этом просить, но обратилась к своему племяннику. Джонни теперь стал высоким, худощавым юношей, у которого была привязанность к своей тетушке и склонность к озорству. Он никогда не рассказывал родителям о том, как обнаружил, что я тайком выбираюсь из дома, чтобы пойти на аукцион в Музее Баллока, и нас связывала эта совместная тайна. Именно на эту родственную душу полагалась я теперь, в надежде найти помощника.
Мне повезло, потому что Джон и моя невестка собирались куда-то на ужин вечером в пятницу, когда и должно было состояться заседание Геологического общества. Я не сказала брату, на какой день назначено будет заседание, предоставив ему думать, что оно будет на следующей неделе. В пятницу рано вечером я отправилась в постель, сказав, что простуда моя обострилась. Моя невестка поджала губы, выказывая явное неодобрение. Она не любила неожиданных визитов или того сорта проблем, которые я, несмотря на свою спокойную жизнь в Лайме, всегда притаскивала за собой. Она ненавидела окаменелости, беспорядок и вопросы без ответов. Когда бы я ни заговаривала на темы вроде возможного возраста Земли, она сплетала руки у себя на коленях и переводила разговор на что-нибудь другое так скоро, как только позволяла вежливость.
Когда брат с нею ушли на вечер, я прокралась из своей комнаты к Джонни, чтобы объяснить, что мне от него надо. Он замечательно принялся за дело, тут же придумав причину своего отъезда, которая удовлетворила слуг, подогнав к дому кеб и проведя меня в него так быстро, что никто в доме ничего не заметил. Нелепо, до чего же много приходилось мне совершать лишнего, чтобы предпринять хоть какое-нибудь действие, отличное от ординарного.
Однако теперь у меня была компания. Мы сидели в кебе напротив здания Геологического общества, а до этого Джонни вошел туда, чтобы проверить, как обстоят дела, и обнаружил, что члены общества все еще обедали в комнатах на втором этаже. Через окна фасада мы видели горящие там огни и время от времени чьи-то мелькающие головы. Официальное заседание должно было начаться через полчаса.
— Что будем делать, тетушка Элизабет? — поинтересовался Джонни. — Штурмовать крепость?
— Нет, подождем. Они все встанут, чтобы убрали со столов. В это время я войду и отыщу мистера Бакленда. Вскоре он станет президентом Геологического общества, и я уверена, что он меня выслушает.
Джонни откинулся на спинку сиденья и положил ноги на сиденье напротив. Будь я его матерью, я велела бы ему опустить ноги, но удовольствие быть тетушкой в том и состоит, что можно наслаждаться обществом своего племянника, не тревожась о его поведении.
— Тетя Элизабет, вы не сказали мне, почему этот плезиозавр имеет такое значение, — начал он. — То есть нет, я понимаю, что вы хотите защитить мисс Эннинг. Но почему все так волнуются из-за самой этой твари?
Читать дальше