Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

Он остановился и уставился на Нёрре. А тот, казалось, ничего не замечал. Тон его ничуть не изменился. Необычными были слова. Неужели это и правда пастор Абильгор, или слова идут из какого-то другого источника, но тогда откуда? Из внезапно проснувшейся души Нёрре?

— Ты стоял в силе своей, — произнес Нёрре, идущий рядом, и именно потому, что он ни на кого не смотрел и тон его не менялся, казалось, что слова исходят от кого-то другого, и в этот миг в Нёрре появились достоинство и величие оракула. — Ты чувствовал, что миру нужна твоя сила, и радовался. Но все изменилось. Сила твоя исчезла, и мир отвернулся от тебя. Ты почувствовал себя одиноким. Мир был широкой улыбкой, которая соблазняла и притягивала тебя. Но все изменилось. Пришли тяжелые времена, улыбка мира скрылась за мрачными тучами. Ты когда-то стоял среди жизни, полной любви. Но все изменилось. Сокровище любви у тебя отняли.

Альберт сглотнул. Слова странным образом попали в цель. Словно кто-то обращался к нему, именно к нему. Он подумал: было бы кому говорить, а слушатель найдется. Наконец он сможет освободиться от бремени одиночества. Наконец сможет поделиться тем, что так долго держал в себе. Все, каждое сказанное слово, было правдой. У него отняли силу, радость жизни, мир, где ему было что любить, где у него было все. С тем, от кого исходят эти слова, он мог разделить свою беду. Но кто же это? Пастор Абильгор? Не верится. Нёрре? Совершенно немыслимо. А может, кто-то еще? Кто же тогда?

На секунду он полностью погрузился в свои мысли. Затем снова услышал голос Нёрре. Воскресная проповедь приближалась к концу. Вечные темы, от воскресенья к воскресенью: пути Господни, несение Креста, любовь Иисуса, — и в это воскресенье слово «любовь» повторялось снова и снова: любовь и помышление Иисуса, любовь и попечение Иисуса, любовь Иисуса и искупление. Обычные банальности, которые религия от века предлагала в качестве утешения. Значит, все же Абильгор.

В какой-то миг священнику удалось найти путь к душе Альберта. Но не религия была ему нужна. Не сладкие слова утешения. Но тому, что ему нужно, он не мог найти названия. Может, и правда, нужен слушатель, но только не пастор.

Много ли Абильгор понимал в том, о чем говорит, но чего сам не испытал: быть изгнанным из мира живых, выброшенным на темный незнакомый берег, усыпанный костями, населенный мертвыми, и не принадлежать к ним.

Альберт дрожал, как мокрый пес. Ему было холодно. Внутренне трепеща, он зашел в сарайчик вместе с одиноким его обитателем. Нёрре сразу уселся на кровать и принялся вязать пеньку. По его лицу было не распознать, хочет он, чтобы гость остался или ушел. Поскольку другой мебели не было, Альберт сел на кровать рядом с ним. В сарае не было отопления, и, должно быть, именно зимний холод не давал распространиться неприятным запахам: изнутри сараюшка выглядела не слишком привлекательно.

— Тебе когда-нибудь что-нибудь снится, Андерс?

Альберт попытался перехватить взгляд Нёрре. Тот, как обычно, не реагировал.

Альберт наклонился вперед и опустил глаза. И заговорил, казалось, сам с собой. Или с невидимым слушателем, которого так долго искал.

— Знаешь, — произнес он, — мне снятся странные сны.

И почувствовал облегчение. Впервые он рассказывал кому-то о снах, и его бремя словно сделалось легче.

— Мне часто снится смерть. Я вижу, как тонут корабли, как убивают людей, как они идут ко дну. Люди из нашего города, которых я знаю.

Никакой реакции. А чего он ждал? Он ведь не на исповеди, если только не считать исповедью разговор с воздухом или стеной. Как он мог надеяться на реакцию со стороны придурка? Почему? Ответ был известен. Потому что ощущал, что и сам находится на пути в темную страну безумия, неизвестную землю, по которой безумцы передвигаются без труда, но где сам он — новичок. Это была мольба о помощи.

Альберта подавляло молчание Андерса Нёрре, он не знал, как продолжить, и поднял глаза: что-то все же происходило. Руки Нёрре спокойно лежали на коленях, глаза смотрели прямо, во взгляде — пустота, свидетельствующая о том, что внутри, быть может, происходит нечто непохожее на механические вычисления.

— Тебе тоже такое снится?

Он задал свой вопрос как можно более мягким тоном. Как будто пытаясь добраться до скрытой души Андерса Нёрре, но понимая, что на самом деле ищет свою.

Андерс Нёрре словно окаменел… Затем внезапно с ревом вскочил. Приятный голос исчез как не бывало. Из его глотки вылетал сдавленный, невнятный рев. Он кинулся к двери и распахнул ее. Обернулся, взглянул на Альберта округлившимися глазами и исчез в сумраке.