Алекс Дубас - Моменты счастья

На работе сегодня круговерть какая-то, сразу много проблем решать нужно, кручусь… Звонок от дочери: «Папочка, только ты не волнуйся!» Сердце сразу обрывается, стоял около рабочего стола и просто рухнул в кресло, и нет сил спросить… «Папочка, не волнуйся, меня домой отправили – температура, и головка болит». Тяжело устраиваюсь в кресле, и уже спокойней воспринимая все:

«Домой придешь – водички попей большую кружку, только не холодной, и ложись в постельку, а я сейчас приеду, все будет хорошо!» Вот и закончилась рабочая кутерьма, на бегу всем поручений надавал, генеральный-то в отъезде, и умчался домой. Дочка-то совсем, смотрю, слаба. Меряю температуру. Ух ты! Тридцать девять и семь! Что могу, что знаю – делаю… Часа через два вызываю «скорую», приезжают, смотрят, говорят, советуют, укол даже, чуть что, говорят, опять звоните. Врач: «Вы ж без мамы, может, в больницу?» Я на дыбы. «Что ж», – говорит, – тогда, если хуже будет, – звоните!» Уехали. «Папочка», – шепчет. И весь к ней: «Что – доченька моя?!» – «Папочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо». – «Да! Да!» – шепчу, из последних сил сдерживая слезы страха и бессилия, и понимаю, что нельзя мне быть слабым, ведь даже эта девчушка родная нашла в себе силы, чтобы меня же защитить от жизни этой… От жизни этой, именно в этот миг – страшный для меня. А вот маленький ребенок сильней меня оказался. Потом уже подумал: «Так ведь это же мой ребенок!» Звонит жена. И опять тихим, еле слышным голосочком: «Папочка, мамочке не рассказывай. Папочка… Папочка…» С женой, ссылаясь на то, что занят по хозяйству, а Катенька делает уроки, разговор быстро заканчиваю, обещаю перезвонить. Потом сижу, разом опустошенный, понимая, что именно сейчас я один за дочку в ответе. Только вот перед кем? И молю Бога: «Отдай все, что плохо с моей доченькой, отдай мне, все болезни, боль, все – мне!» Так ведь и самому нужно что-то делать. Дочку успокоил и побежал в аптеку, вернулся и все время рядом – то одно, то другое, чтобы Катеньке помочь. Катюшка заснула в каком-то забытьи, спала ли, дремала – не знаю. Позвонил жене и понимаю, что и ее сердце сейчас забьется так же, как и у меня – сильно, разрываясь. Но нельзя, нельзя скрывать, я бы не простил, если б не знал, что с дочкой плохо, а она – такая же. Оказывается, сердцем она уже все знала, умница наша мама. Советов не так уж и много, но ко мне будто детство вернулось – моя мама так меня лечила! «Держись, папочка!» – только и сказала на прощание, но в последний миг услышал я, как голос ее дрогнул. Сильная женщина. Лишь в последнюю секунду не совладала с собой. Ночь прошла, как миг или как вечность, трудно объяснить этот бег или паузу времени… Помню, около пяти утра я еще посмотрел на часы, а потом провалился куда-то. «Папа, папа…» – проснулся от тихого постоянного зова, очнулся… «Папа, дай попить…» Резко поднялся – скорей дочке пить. Мотнуло из стороны в сторону. «Устал, не выспался», – подумал. Дочке – попить, лекарства, чай с лимоном, пряник, ничего больше не захотела. На работу пора. И вдруг понимаю, что меня чуть даже пошатывает. «Устал», – думаю опять. Но что-то не так. Измерил температуру. А вот тут уже в холодный пот кинуло – сорок градусов! Испугался, не за себя – Катя как, если не совладаю… Перенес Катю на руках, мотаясь из стороны сторону, на огромный диван в гостиную и рухнул рядом. И пропали мы оба то в горячем, то в холодном поту и изредка, приходя в себя, обнимались, прижимаясь друг к другу в поисках защиты… Я все-таки нашел в себе силы вызвать врача к Катюшке. Пришла, хорошая оказалась женщина, каждый день приходила к нам, проверяя – как мы. Видно, не внушали мы ей особого доверия как больные, вернее, как Катя, а я как папа – смогу ли выходить ребенка. Но это все потом. А пока, обессиленные, в каком-то странном мире, даже когда Катя просила проводить ее в туалет, обнимались и, пошатываясь от бессилия, шли… А потом никогда я не готовил столько для дочки разнообразной еды, а она ничего не хотела, а я, сам шатаясь от бессилия (температура резко то сорок, то тридцать семь и пять) все просил ее – поешь хоть вот это… И целыми днями вначале лежали в каком-то забытьи, прижимаясь друг к другу, и когда становилось чуть легче, шептали слова любви – папы к дочке и дочки к папе. И решили не сдаваться, нужно что-то делать. Придумали – читать вслух по очереди друг другу. А что? Есть такая повесть: «Динка». Писатель Осеева. С детства помню чудо это. А там, в этом чуде, в каждой главе, есть даже взрослому уже где заплакать, а где смеяться – до слез. Вот и читали. То слезы у двоих по щекам, то тихий, от бессилия смех, то тихий спор, кто вслух читает – сил мало, а то и упадет из рук книжка, и спят тихо дочка и папа… Жена, не имея возможности приехать, звонила и звонила… А мы с дочерью, обнимая друг друга, почти сутками в объятиях стали очень близки. И вот сейчас, уже через несколько лет после этого, мы с ней вспоминаем это время как сказку и говорим друг другу, что тогда, вот тогда, были просто сказочно счастливы… И в эти годы, когда не очень-то хороший день, обнимемся и мечтаем еще раз так заболеть и пропасть из этого мира на пару недель… И слышу я: «Папуля, а помнишь?.. Папочка, я была так счастлива. А ты хотел бы еще раз так?» Я боюсь сглазить, боюсь сказать, а потом вдруг дочка заболеет. Очень боюсь. Но там, внутри, я слышу: «Да, доченька, я тоже хочу этого счастья…»