Виктория Платова - Мария в поисках кита

Сабасу Старине Ною как раз подошла бы версия индейцев навахо.

Версия ковчега тоже разработана ВПЗР. Это адская помесь авианосца, цирка дю Солей, французской синематеки, портового борделя, лепрозория, передвижной баптистской церкви, кунсткамеры и прочих взаимоисключающих вещей. Носовым украшением ковчега служит фигура самой ВПЗР, выполненная в виде русалки. Что же касается парных тварей, то ВПЗР вышвыривает их из своего потока сознания прямо на борт ковчега с периодичностью в две минуты. Ни в один из бестиариев они не войдут по причине их совсем уж безразмерной фантасмагоричности. А ковчег при этом может называться как угодно: хоть «Silk», хоть «Ballena»…

Ну вот.

Стоило включить свой собственный поток сознания, как я сразу же все вспомнила про злосчастный «Silk»: это имя носила яхта из романа ВПЗР про вероломных яхтсменов, именно на ней и разворачивалось все действо.

Что делает иллюзорный, придуманный «Silk» среди вполне реальных катеров и яхт? Да нет же — те, другие, катера и яхты так же иллюзорны. Во всяком случае — в контексте Талего. За исключением «Байены», про которую я знаю точно: она швартовалась к берегам острова, и я держала ключ от нее в своих руках.

Впрочем, ключ тоже может быть иллюзией. Как и мнимая старость «Байены». Как и ее мнимая юность. Я снова ощущаю себя в опасной близи от потока сознания ВПЗР, он несется совсем рядом, мутный, насыщенный плохо переваренной органикой и такой же коричнево-желтый, как река Меконг во Вьетнаме, по которой мы путешествовали позапрошлой осенью, задолго до того, как ВПЗР влипла в грёбан этот единственный в своем роде остров. Поток подмывает берег, на котором я стою, — так что имеет смысл отойти подальше.

Вернуться.

Найти ВПЗР и рассказать ей обо всем. Вдруг у нее возникнет какая-нибудь оригинальная трактовка случившегося. Впрочем, я и без этого знаю, что скажет мне ВПЗР:

• у тебя галлюцинации, Ти. На почве перенесенного в океанариуме стресса;

• не морочь мне голову своими бреднями;

• хочешь продать мне сюжет, Ти? Учти, я не заплачу тебе ни копейки;

• забавно, но где-то уже было;

• не мешало бы взглянуть.

Нет, про сюжет она не обмолвится и словом. Сделает вид, что ничего не услышала, а потом возьмет и украдет. И заявит, что идеи носятся в воздухе, стоит только руку протянуть, как нащупаешь целый десяток упитанных и ярко окрашенных особей. И она ничем не выдаст своей заинтересованности, даже если заинтересуется по-настоящему.

И она не верит в мистику.

Ни в какую: ни в летающие тарелки, ни в полтергейст, ни в привидения, ни в параллельную реальность, время от времени выползающую из ближайшего к дому геотектонического разлома — погреться на солнышке. Но это не мешает ей начинять едва ли не каждый свой роман побочными мистическими линиями и даже целыми вставными сюжетами — тоже, не приведи Господи, какими мистическими. Мистика эта никуда, впрочем, не выливается, повисает бесполезной (а иногда и вредоносной) омелой на ветвях повествования. От нее стонет вэпэзээровский редактор Лорик и слегка офигевают вурдалаки-издатели. Они даже на время прекращают пить кровь из других авторов, чешут в затылках и в паху и безостановочно спрашивают себя — как это они отваливают такие (вполне масскультовые) гонорары за доморощенный и узкопленочный магический реализм, последовательницей которого ВПЗР уже давно себя провозгласила.

Мистика, не иначе.

Я думаю об этом, чтобы не думать о лодочных кладбищах. Раньше оно было всего лишь одно (за океанариумом). Теперь их целых два.

Твердость и ум — никакие не помощники.

Они отказываются раскладывать ситуацию на составляющие и вместо этого гонят меня прочь от берега. Единственное, чего я хочу, — добраться до этой суки ВПЗР; с ней наверняка ничего не случилось. С ней никогда ничего не случается: за всю жизнь она ни разу не ломала конечностей, даже пальца не вывихнула. Она не подвергалась нападению бультерьеров и дворовой шпаны, с нее не срывали сережек (она не носит серьги), у нее не выхватывали сумочку из рук (она не носит сумок, вместо нее это делаю я). И я надеюсь застать ВПЗР в добром здравии и такой, какой она была до сих пор: сорокачетырехлетней вздорной девчонкой, крашенной в рыжий цвет. С другой стороны, если остров коснулся своим крылом и ее, у меня есть шанс увидеть совсем другую ВПЗР: ту, которую в свое время имел счастье лицезреть Катушкин, — молодую и наглую. Сумка с трафаретной надписью «SEXY NAUGHTY BITCHY» тоже окажется при ней, и из нее будут торчать Чарльз Буковски на пару с Кортасаром. Или Джойс — в гордом одиночестве. Или столетний и безнадежно одинокий Маркес; все те, кому она бессознательно подражала, прежде чем стать самой собой.