Виктория Платова - Мария в поисках кита

«А.-Е.+/-М» без всяких усилий трансформируются в моем мозгу в Анхеля-Эусебио и его помощника Маноло, где Маноло в любой момент может выпасть из тарантаса, в то время как сидящий на козлах Анхель-Эусебио — величина постоянная. Рядом с этими двумя фигурируют двузначные цифры, иногда зачеркнутые, иногда подчеркнутые, идет ли речь о долгах? Все может быть, учитывая, что прохиндей Анхель не слишком-то горит желанием расплачиваться за услуги.

Так тебе и надо, Сабас!..

Стоп-стоп. Нигде не указано, что блокнот принадлежит Сабасу. Но содержание блокнота (я проштудировала две трети текстов) полностью соответствует моим, уже сложившимся представлениям об этом врунишке, юбочнике и любителе срубить бабла везде, где только можно. Причем — по-легкому, не затрачивая особенных усилий. Об этом свидетельствуют не только эпистолярные приветы букмекеру G. K., но и длинные ряды цифр (номера лотерейных билетов). А также челночные рейсы с бенидормовского rastro в Мадрид и Альбасете: там — купить подешевле, здесь — продать подороже!

Работать не пробовал, Сабас?

ВПЗР наверняка выдоила бы из этого блокнота гораздо больше, чем я. Возможно даже, написала рас зказ роман, где полузашифрованные и просто необязательные записи послужили бы исходниками. Она легко могла бы свести «PF» и оволосевшую Ньевес, завязать в узел букмекера и обладательницу короткой шеи, построить любовный треугольник из Летисии, антиквара-ножеторговца и дыры-в-жопе-Марчены — и поместить его в центр футбольного поля. Пьедад вообще заслуживает отдельного произведения: о преступной матери или об извращенке-сестре, тайно вожделеющей своего брата. Идиотизм форменный, но такова ВПЗР: вечно она подозревает человечество в порочных страстях, все другие страсти ей до лампочки.

Хорошо, что я не писатель. На сегодня все.

Спокойной ночи и удачи! (Мне почему-то кажется, что она нам еще понадобится…)»

«14 января.

На Талего мы не одни.

Есть еще, как минимум, два человека.

И это самое ужасное открытие на сегодняшний день… Боюсь, что вообще — самое ужасное из тех, с которыми мне когда-либо приходилось сталкиваться. До этого все открытия носили познавательный характер, они не потрясали — всего лишь принимались к сведению. Они могли украсить жизнь, иногда — ненадолго; добавить к ней краску, штрих или оттенок. И они никогда не предполагали нежелательных последствий. В разное время я открывала для себя: вкус недоспевшего манго с солью и красным перцем, юго-азиатскую приправу «амок», коллектив весьма приятственных музыкантов «Mystic Diversions», мультиинструменталиста Стефана Микуса, тв-во ВПЗР. Понятно, что это — вещи не одного порядка Это вещи одного порядка. Они никогда не угрожали моему существованию. Моему физическому существованию, так будет точнее. Это касается не только симпатичных открытий, но и — малосимпатичных (например, что дуриан не только отвратительно пахнет, но еще и гнусен на вкус, хотя все утверждают обратное; или — что у ВПЗР невыносимый характер). Зачем я пишу все это?

Просто — набиваю буквы, в надежде, что ночь пройдет.

Не знаю, принесет ли облегчение утро, или все случится, как в рядовом «нуаре», как в «Лифте на эшафот», — какую бы линию ты не выбрал. Необратимости наказания за совершенное преступление или необратимости наказания за преступление, которое ты не совершал…

Необратимость — и есть ключевое слово.

После появления этих двоих наша жизнь изменилась необратимо. Понимает ли это ВПЗР? Думаю, что нет. В противном случае она бы вела себя совсем по-другому. Она бы взволновалась и предприняла все меры предосторожности — хотя бы заперла дверь в доме Игнасио на все замки. И все окна — на шпингалеты, решетки и жалюзи. Но ВПЗР не позаботилась об этом — мне самой пришлось закрывать дверь и придвигать к ней обувную тумбочку из прихожей. А на обувную тумбочку ставить шикарную вазу для цветов (Lo siento muchisimo, [27] Прости, пожалуйста (исп.). Игнасио!) и две стеклянные пепельницы — на случай, если кто-то станет ломиться внутрь, и хлипкая тумбочка опрокинется, и стекло разобьется. И у нас (у меня!) будет небольшой люфт во времени, чтобы услышать звон разбившегося стекла, подготовиться и отразить нападение.

Кто-то.

Кто-то один, потому что второй — мертв. И не просто мертв, а убит. В этом кошмарном обстоятельстве есть лишь один положительный момент: мертвый человек не представляет опасности. ВПЗР отнеслась к убитому со странным энтузиазмом; он занимает ее гораздо больше, чем ускользнувший живой. Очевидно, этот мертвый тип вписывается в рамки жанра, который она определила для себя. Она вообще много говорила о жанре, пока я в одиночку мудохалась с тумбочкой, вазой и пепельницами. Выглядело это так: