Вероятность того, что напорешься на поэта, чрезвычайно мала.
И фотографии продолжают выцветать без всяких объяснений. И вероятность того, что они выцветут и исчезнут насовсем, навсегда, стремится к бесконечности.
Семейные альбомы — вот куда нужно засовывать дурные и почти преступные черно-белые воспоминания! И надеяться на то, что они смешаются с черно-белыми фотографиями, чтобы сойти на нет и поблекнуть без возврата.
У меня нет ни одного воспоминания, смерти которого я бы страстно желала. Разве что — воспоминание о трупе несчастного Маноло в океанариуме (бр-р!), но оно настолько свежее, что назвать его воспоминанием можно с большой натяжкой.
А к чему отнести тени, пятна и неясные линии в зеркалах? К воспоминаниям, к фантазиям? И к чьим именно?
Владельца шкатулки.
Мне только показалось, или до сих пор бесформенные тени и пятна стали складываться в картинки?.. Картинки выплывают из зазеркалья одна за другой, их я видела совсем недавно, они развешаны на лестнице и нарисованы Кико. Кит с головой женщины, еще один кит — с головой другой женщины; я жду появления marinerito, или хотя бы ленточки с надписью «mariagiselapiedad» , или одного из потешных котов. Или (что было бы идеально с точки зрения пропорций) маяка «Cara al mar»: шесть удлиненных узких зеркал — шесть маяков.
Ничего подобного не возникает, и я начинаю думать о природе зазеркальных глубин. В них нет дна, на которое могли бы опереться кошачьи лапы или широко расставленные ноги marinerito. Нет почвы, на которой мог быть заложен фундамент маяка — любого, а не только «Cara al mar». В таких бездонных глубинах хорошо себя чувствуют только киты, это — их стихия. И это — единственное, что я знаю о китах, ведь в романах ВПЗР они никогда не фигурировали. И до этой минуты мне было наплевать на китов, даже таких странных — с женскими головами.
С женскими лицами, отличающимися друг от друга лишь незначительными деталями, штрихами. Быть может, одной деталью, одним штрихом. Нанесенным исключительно для того, чтобы стало ясно: это — разные женщины.
— Кто они? — спрашиваю я у Кико.
Губы Кико беззвучно шевелятся, но это не обязательно ответ. А если и ответ — я не в состоянии его услышать.
Человек из письма Маноло, которое нарыла ВПЗР… Человек со шведским именем Свен (предположительно ихтиолог) наверняка дал бы комментарий поразвернутей.
— Ты просто их придумал? — не отстаю я от Кико.
Быстрое и бессмысленное покачивание головой тоже можно считать ответом. И снова я не слышу его. Не понимаю. Как не понимаю, почему Кико стал прикладывать руку к уху, зажимать его с таким остервенением, что пальцы начинают трястись.
— Тебя что-то беспокоит? Ухо болит?..
Кико с силой захлопывает шкатулку (внутренности ее при этом недовольно звякают и мотивчик разом обрывается) — и поворачивается ко мне.
Наконец-то!..
Наконец я вижу его лицо полностью: правую и левую стороны, счастливо соединившиеся. Все опасения напрасны, и ничего страшного или необычного в открывшейся мне картине нет. Кроме шнурков, пронзающих кожу, и глаз, которые по-прежнему кажутся нарисованными, но с этими прелестями фактуры островного сумасшедшего я уже знакома.
Единственное, что не нравится мне: Кико по-прежнему держится за ухо и выглядит несчастным, как будто испытывает боль.
— Дай-ка посмотреть…
Не дожидаясь согласия парня, я пытаюсь отлепить руку от злосчастного уха — не тут-то было. Она кажется приросшей к нему, хотя видимого сопротивления Кико не оказывает.
— Расслабься, — командую я. — Закрой глаза, подумай о чем-нибудь приятном… Подумай о чем хочешь. И просто опусти ее. Просто опусти…
Нарисованные глаза Кико послушно прячутся под веками, что свидетельствует: он понимает, о чем я говорю. Он понимает меня лучше, чем я его. Но толку в этом немного: рука от уха не отстает. А между пальцами неожиданно начинает сочиться кровь.
Тоненькая струйка между средним и указательным. Зрелище неприятное и гораздо более пугающее, чем кровь из носа. Носовое кровотечение имеет массу объяснений, вполне будничных и тривиальных; чтобы унять его, достаточно запрокинуть голову, сунуть в ноздрю ватный тампон или промокнуть нос салфеткой. А кровь из уха… Для нее нужны веские причины! Единственное, что приходит мне на ум: перепад давления. Перепад высот. Слишком быстрый подъем с глубины.
Не той ли зазеркальной глубины, в которой резвятся киты с женскими головами?
Но шкатулка с глубинами закрыта, а кровь все не останавливается. Я, как зачарованная, слежу за тем, как она медленно (слишком медленно, как будто в рапиде) движется вниз. Как, изящно обогнув большой палец, устремляется к запястью.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу