Джулиан Барнс - Лимонный стол

Для начала все прошло согласно пор., без сучка и задоринки. Поезд прибыл точно, запрыгнул через весь город в «Джон Льюис», растопырил руку, чтобы указать габариты салатомешалки, размер узнан, отдельно чаши, увы, не продаются, но особая скидка, вероятно, выйдет дешевле, чем когда ваша супруга ее купила. Спор с самим собой, не выкинуть ли нутро салатомешалки после покупки и не объявить ли, что он сумел найти и приладить чашу, купив ее отдельно. Принято решение вручить по возвращении все, как есть. В конце-то концов, старые Руки-Крюки могут отметить один прекрасный вечер, уронив в порядке перемены нутро этой штуки. Да только с его невезением он, вероятно, снова раскокает чашу, и они будут накапливать нутро за нутром до конца жизни.

Назад через весь город. Запомнен и узнан иностранным типчиком, содержащим пансион. Монета в щелку, доклад на базу о благополучном прибытии. Очень приличное куриное карри. Две пинты, не больше и не меньше, в «Маркизе Грэнби». Дисциплина соблюдена. Никакого лишнего давления на мочевой пузырь и простату. Ночь выдержана только с одним посещением отхожего места. Спал, как пресловутый ребенок. На следующее утро улестил лишнюю сосиску. Особая скидка на маленькую бутылку шампанского от Трешера. Поручения по списку выполнены без сучка без задоринки. Вымыться, почиститься, использовать зубную пасту. Явиться для инспектирования ровно в два.

И вот тут-то особые скидки кончились. Он позвонил в звонок, представляя себе знакомые золотистые локоны и розовый халатик, уже слыша веселое хихиканье. Но дверь открыла какая-то темная женщина — и искусственная, и пожилая.

Он стоял, недоумевая, молча.

— Подарочек мне? — сказала она, возможно, просто завязывая разговор, и протянула руку, и взяла шампанское за горлышко. Вместо ответа он крепче сжал бутылку, и они по-дурацки тянули ее туда-сюда, пока он не сказал:

— Бабс.

— Бабс будет немножко погодя, — сказала она, открывая дверь пошире. Что-то было не так, но он пошел следом за ней в гостиную, которая с прошлого года была заново отделана. Отделана под комнату шлюхи, подумал он.

— Я поставлю ее в холодильник? — сказала она, но он бутылку не отдал.

— Из загорода? — спросила она.

— Военный джентльмен? — спросила она.

— Язык проглотили? — спросила она.

Они сидели молча четверть часа, пока он не услышал, как закрылась одна дверь, за ней другая. Теперь темноволосая женщина стояла перед ним с высокой блондинкой, чей бюстгальтер предлагал ему ее сиськи, будто ваза.

— Бабс, — повторил он.

— Я Бабс, — ответила блондинка.

— Ты не Бабс, — сказал он.

— Как скажете, — ответила она.

Две женщины переглянулись, и блондинка сказала небрежно и жестко:

— Послушай, дед, я буду та, которая тебе требуется, ладно?

Он встал. Он поглядел на двух шлюх. Он объяснил медленно, так что самый зеленый новобранец мог бы понять.

— А! — сказала одна из них. — Так вы про Нору?

— Нору?

— Ну, мы называли ее Норой. Сожалею. Нет, она нас оставила месяцев девять назад.

Он не понял. Он подумал, они подразумевают, что она переехала. Затем он снова не понял. Он подумал, что она была убита, погибла в автокатастрофе или еще как-нибудь.

— Она же была уже довольно пожилой, — в конце концов сказала одна из них, как объяснение. Наверное, вид у него стал свирепым, потому что она добавила довольно-таки нервно: — Извиняюсь. Ничего личного.

Они откупорили шампанское. Темноволосая принесла не то — бокалы. Они с Бабс всегда пили из стаканов. Шампанское было теплое.

— Я отправил открытку, — сказал он. — Церемониальный меч.

— Да, — ответила она без всякого интереса.

Они допили свои бокалы. Темноволосая сказала:

— Ну, так вы все-таки хотите того, за чем пришли?

Он, собственно, об этом не думал. Наверное, он кивнул. Блондинка сказала:

— Хочешь, чтобы я была Бабс?

Бабс была Норой. Вот что вонзилось ему в мозг. Он почувствовал, что снова свирепеет:

— Я хочу, чтобы ты была тем, что ты есть.

Две женщины переглянулись. Блондинка сказала твердо, но не убедительно:

— Я Дебби.

Ему следовало бы уйти от них. Ему следовало бы уйти из уважения к Бабс или верности Бабс.

По ту сторону завинченного окна тянулся пейзаж, как каждый год, но он ничего там не различал. Иногда он путал верность Бабс с верностью Памеле. Он залез в вещмешок за термосом. Иногда — о, всего несколько раз, но это случалось — он путал траханье Бабс с траханьем Памелы. Ну, будто был у себя дома. И будто происходило это дома.