Эмма Тополь - Катья

Она зло отбросила руки попрошайки, которые пытались ее удержать.

– Какая шустрая! Значит, не больная! – Девушка засмеялась. – Не бойся, Катерина, все с твоими манатками в порядке. Вот они. Нам твоя одежда не нужна. А зачем назвалась Машей? Тебя ведь зовут Екатерина, и фамилия твоя Бурова... И учишься ты в московской школе номер...

Катя увидела в руках у девушки свой табель с отметками, который захватила из дому сама не зная зачем. Он лежал на дне ее рюкзака, она даже забыла о нем.

– Отдай! – потянулась она за документом.

– Сначала спой... Или станцуй! Сможешь?.. Скажем, танго.

– Кто такая? – вдруг раздалось за спиной у девушки.

Та резко повернулась и изменившимся игривым голосом сказала:

– Валерка, наконец-то! А мы тебя заждались, пришлось без тебя начать есть...

– Кто это? – Над Катей навис коренастый, коротко стриженный парень лет двадцати пяти.

Было в нем что-то властное и сильное. Все вокруг молча и с некоторой опаской следили за ним.

– Немая, что ли? Или по-русски не понимает? – он повернулся к девушке. – Лизка, откуда этот заморыш взялся? Ты привела?

– Да нет, сама обьявилась. На ступеньках упала, ну мы ее в дом пока решили не втаскивать. Беглая она, Валерочка! Из Москвы. Видать, из дома сбежала, от родителей поганых!

– Давно в бегах? – грозно спросил Валерий.

– Я не... Я два дня как из дому... А родители у меня хорошие.

– А чего ж ты от хороших родителей убежала? – засмеялась Лиза.

Валера тоже улыбнулся, но как-то криво и словно через силу. Во рту спереди у него не хватало одного зуба.

– Так лучше, – твердо ответила Катя, пытаясь приподняться.

– Лучше – кому? – не отставал от нее Валера.

– Им... – еле слышно произнесла Катя.

– Чего? Не слышу, кому лучше?

Но Катя молчала, боясь, что если начнет говорить, разревется в голос.

Ей на помощь пришла Лиза.

– Да ладно, Валерочка, может, пусть она с нами побудет, отлежится, а потом решим, что с ней делать!

– С каких это пор мы решаем вместе? – он резко повернулся к ней и с силой толкнул в грудь. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты вонючее свое хайло держала закрытым! Когда я разрешу тебе говорить, тогда и откроешь его!

Он схватил девушку одной рукой за волосы и потянул вниз. Та от боли застонала. Все вокруг чуть отодвинулись и хмуро следили за ними.

– Девка, может быть, подставная! Или мусора прислали! Понимаешь?! А может, с Васильевского Хрящ под меня подкапывает...

– Валерочка, да она из Москвы... вон ее табель. И билет есть... Пусти, Валерочка, больно... – девушка пыталась высвободиться, но он крепко держал ее за волосы.

– Тупая ты, Лиза! Всегда была тупая! По всему видно? Ты че, думаешь, документы подделать нельзя? Никак тебя не научить старших уважать! Ты только отсасывать можешь, а мозгов нет! Приходится мне тебя учить!

Валера резко дернул Лизу за волосы и наотмашь ударил по щеке. Девушка рухнула вниз.

– Ты чего дерешься! – Катя вскочила и встала напротив Валеры, словно готовясь его ударить. – Думаешь, ты сильный, думаешь, тебе можно!

Валера от удивления замер. Задумчиво оглядел Катю, затем посмотрел на лежащую на полу Лизу, быстро, словно проверяя реакцию, взглянул на толпившихся вокруг и снова остановил тяжелый взгляд на Кате.

– Ты смотри, боевая какая! Малявка, а туда же! С характером! Колись, тебя Хрящ подослал? Он ведь любит малолеток.

Валера подошел к ней поближе. В его взгляде были откровенная злоба и любопытство. Затем, подумав, он сказал:

– Может ты, Лизавета, и права. Пущай пацанка побудет здесь. Мне сейчас некогда, я вечером решу, что с ней делать. Может, она мне и пригодится разобраться с Хрящом в одном старом дельце... Костик, глаз с нее не спускай! Пусть здесь меня дожидается. Я когда вернусь, займусь ею.

Но Кате так и не довелось узнать, в каком деле хотел ее использовать Валера. Ночью его арестовали в гостинице за кражу и после двух месяцев следствия и суда дали три года тюрьмы. А Катя осталась с Лизой, которая взяла ее под свою опеку.

Весь следующий день тянулся бесконечно и промчался в один миг.

Я не могла сказать, какое время суток на дворе, закончилось ли утро и начался день, или утро еще только вкатывлось в пустой замерший дом, а во рту горел обжигающий привкус прошедшей ночи.

Голые, мы спускались из спальни на кухню, где почти не было еды, с аппетитом поедали полузасохшие яблоки, вялый от долгого лежания виноград, пили ледяную воду с вином. Позвонить и заказать что-нибудь из соседней пиццерии не приходило в голову, мы были уверены, что внешний мир прекратил свое существование.