Рубен Барейро Сагиэр: Рассказы

Отдышались мы, лишь оказавшись под навесом сарая, где лежал какой-то сельскохозяйственный инвентарь. Но страх все еще не отпускал нас, дрожащих, забившихся в угол.

Обо всем этом ни он, ни я никогда никому не рассказывали. П о ра с горы Духов так и остался нашей великой тайной.

А ведь я мог сюда отправиться и в поисках забвения, убежища от нарастающих приливов скуки.

Во время моего изгнания Марсела не просто предоставляла мне возможность найти разрядку моим естественным побуждениям. Не исключаю, что именно сейчас она, в элегантном халатике из китайского шелка, возлежит на своем канапе цвета красного вина с распущенными по округлым плечам волосами и, разглядывая бокал и свои холеные руки с длинными овальными ногтями, пытается найти ответ на вопрос: где я и что со мной? Рядом с ней — отвратительная карликовая собачонка Дуду, которая в ее жизни значила отнюдь не меньше, чем история собственной семьи и сентиментальные воспоминания. Из динамиков ее стереофонического комбайна льется то пронзительная, то тягучая, стонущая джазовая музыка.

Но ни вечный сигаретный дым, исходящий из ее чувственных губ, ни музыкальные аккорды не помогут ей найти ответ.

Когда мы встретились, она уже была свободной, скучающей, от всего уставшей девицей, чего-то ищущей с легкостью человека, ни в чем не нуждающегося. Ее окружали глупцы, которые порхают в жизни как бабочки и уходят из нее, так и не научившись завязывать шнурки на своих изящных итальянских туфлях.

Последний раз мы виделись в ресторане «Мансана асуль». Это был чудесный вечер. От реки тянуло прохладой. Марсела была захвачена книгой по тактике партизанской войны. Ее почти детский энтузиазм был настолько же очарователен, насколько наивен и простодушен. В тот вечер я опять почувствовал, как она мне близка. Тогда я не мог поделиться с ней своими ближайшими планами и даже сказать о своем неминуемом отъезде.

Но мягкий вечерний воздух запоздалой осени, багряный закат, необыкновенная тишина той звездной ночи и сам город с опустевшими улицами как бы подсказывали ей, что это прощание. Предчувствовала ли она, чт о должно произойти? Ее необыкновенно жаркие и страстные поцелуи перед тем, как мы оба проваливались в небытие, заставляют меня подозревать, что она обо всем догадывалась. Об этом же говорили опустившиеся уголки сжатых губ и упавшая коса, украшавшая в тот вечер ее голову, как высохшая гирлянда — статую.

«Пулемет — это автоматическое оружие, которое под действием силы отката и возвратной пружины заряжает, стреляет и выбрасывает стреляные гильзы».

Я пришел к убеждению, что настало время положить конец словоблудию, которое пышно расцвело, когда нас «обучали» старые резервисты времен войны в Чако [1] Имеется в виду война между Парагваем и Боливией из-за спорной территории Чако-Бореаль (Северное Чако), где предполагались крупные запасы нефти. Военный конфликт, отражавший противоборство английской, поддерживавшей Парагвай, и американской нефтяных монополий, длился с 1932 по 1935 год. Участники этой войны, объединенные в Национальную ассоциацию бывших фронтовиков, в недавнем прошлом еще играли активную роль в политической жизни Парагвая. (Здесь и далее прим. перев.) или же бывшие участники многочисленных «революций», профессионалы в организации провалившихся переворотов, плохо подготовленных мятежей, набившие себе мозоли в мертвых теориях и заплесневевшей тактике.

Точно я не знаю, почему был выбран для боевых действий именно этот район. Нет, ошибаюсь. Это я знал. Я же сам нашел достаточно весомые аргументы, доказывая Центральному оперативному командованию, что именно здесь следует открывать южный фронт, и предложил себя в качестве командира. Мое предложение вытекало из самой обстановки: густые леса, бедность крестьян, о которых у меня сохранились воспоминания как о людях смелых и верных, да и сам район я знал хорошо. Кроме того, не последнюю роль должна была сыграть моя фамилия. Здесь я выступал как наследник отцовской боевой традиции. Престиж и влияние всех Риверо кое-что значили для местных крестьян.

Мое твердое решение начать вооруженную борьбу, прошлое руководителя студенческого движения, тюрьмы, которые пришлось пройти, политическая активность и, наконец, изгнание — все это вместе взятое плюс соображения, о которых говорилось выше, привели к тому, что мне доверили партизанский отряд и руководство боевыми операциями.