— В каждом городе обитает свой неповторимый дух. А с наступлением другой эпохи, он умирает, потому что умирают создатели этого духа. Правда?
— Ты права. Что же тогда остается?
— Остаются фильмы, книги, картины — в них флюиды и аура прежних времен.
— Ты расскажешь, как ты росла, как ходила в школу, что делала потом?
— Я ведь тебе уже рассказывала там, в поезде "Москва — Владивсток". Забыл?..
— Забыл.
— А как ты узнал, что я родилась 2 февраля?
— Я милиционеру наугад сказал. И попал, оказывается, в точку. Слушай, когда мы с тобой встретились, у тебя при себе был паспорт?.. Что я спрашиваю? Без документа тебе бы не выдали билета на поезд. Так? И куда же он девался потом?
— Не помню… А нельзя жить без него?
— Что ты?! Ты же сама сегодня видела! Без документа шагу нельзя ступить! Времена такие наступили, понимаешь?
— Тогда я буду сидеть дома.
— Ну, сидеть дома безвылазно, тоже не годится… Придумаем что-нибудь.
Мы поговорили еще немного о том, о сем. И Эолли отправилась принимать душ. А я позвонил Быку, верней, Авдееву. Фамилию его я запомнил. Поблагодарил:
— Спасибо, что выручили!
— Пустяки, — сказал Авдеев.
— Надо встретиться, — сказал я.
— О`кей! Прилечу послезавтра и увидимся!
— А вы сейчас не в Москве, разве?
— В Сингапуре я.
— Где, где?!
— В Сингапуре, в отеле "Хилтон". Уже неделю живу. Сижу с бумагами, завтра с утра выступать, верней, сегодня. У вас одиннадцать ночи, а здесь — пять утра.
— Гм… В Сингапуре, значит…
— Круглые сутки бодрствую. Акклиматизация, елки зеленые! Разница во времени. Днем, конечно, удается прикорнуть пару часов. Ну, ладно, до встречи!
* * *
Значит, Авдеев находился в Сингапуре.
Что было бы, если бы он не дозвонился, когда мы с Эолли сидели в милицейском участке?! А если бы связь прервалась?!. Как пить дать, провел бы я ночь в "обезьяннике" вместе с бомжами, алкашами и загадочными людьми, подобранными на вокзалах. Переночевать на холодном полу — еще полбеды, а вот настоящей бедой было бы, если бы подвергли проверке Эолли! Как бы она это перенесла?!.
Но, слава Богу, все обошлось.
Я составил план действий на завтра и послезавтра. За эти два дня я должен съездить в Малаховку к докторше Ене Черсуевне, а затем побывать в Твери.
Я подождал, пока Эолли выйдет из ванной, и тоже принял душ.
Провалился я в сон тотчас, как только улегся на диване. Усталость дня навалилась на меня тяжестью гирь и потащила в омут сна. Мне приснилось, будто загораю я на берегу моря. Вокруг ни души. Рядом со мной на песке лежали женские босоножки, полотенце и часы. Я поднял часы и увидел вместо циферблата зеркальце, а в нем — фигурку девушки. Она стояла далеко на песчаной косе, у кромки моря и слушала крики чаек. Потом она пошла в мою сторону, приблизилась, села неподалеку. Мы молчали. Ветерок трепал каштановые ее волосы.
И тут я проснулся. И увидел в слабом свете уличных фонарей сидящую подле меня Эолли. Она была в махровом халате и смотрела в сторону окна.
— Что, Эолли, не спится? — спросил я.
— Мне там неуютно, — тихо проговорила девушка. — Я твоя жена, я хотела к тебе, но я не знала, что ты подумаешь…
— Идем, — сказал я почти машинально и отодвинулся, давая ей место.
Девушка легла, прижалась ко мне. Тело ее было горячее, а волосы местами еще не достаточно просохли. Она обвила мою шею рукой. От этого у меня закружилась голова, не так, чтобы все завертелось вихрем, но ощутил непонятное опьянение и легкий полет в невесомость. В синий космос. Тысячи звезд летели нам навстречу, поравнявшись, обдавали нас голубовато-желтым сиянием и летели дальше.
* * *
Днем, к одиннадцати часам, я был у докторши в Малаховке.
Ене Черсуевна надавно отпустила пациента, в доме витал терпкий запах паленой травы полыни. Мы сидели с ней на кухне, и пили чай из электрического самовара. Внучка Люся уехала по делам в Москву.
— У меня из головы не выходит история вашей жизни, — сказал я, выждав момент, чтобы начать разговор на мучившую меня тему.
— А-а, — протянула старушка. — Моя внучка успела тебе рассказать?
— Да. Хотелось бы знать подробней. Про ту медицинскую школу, про жизнь в Америке… Как вы с группой выпускников оказались в Советском Союзе, как сидели в лагере…
— Зачем тебе это?
— Мне интересно. Может, когда-нибудь я захочу книгу написать.
— Книгу, говоришь? Пожалуй, в моей жизни есть история. Да в жизни любого другого человека есть история. — Светлое лицо старушки сгладилось, морщины все словно исчезли, а глаза, карие, покрытые пеленой дымки, заблестели живым блеском. Она улыбнулась и предалась воспоминаниям.
Читать дальше