Мария Рыбакова: Острый нож для мягкого сердца

Пройдя еще несколько шагов, они вышли на прогалину посреди зарослей. Здесь стояло несколько хижин, если их можно было назвать хижинами – ибо у них не было стен: четыре столба были воткнуты в землю, и на них постелены пальмовые ветви, образовывавшие крышу. Посередине был настил из голых ветвей, служивший, видимо, ложем.

Навстречу им появился человек с такой же темной кожей, как у Мануэля, хотя местами она была выкрашена в темно-синий цвет. Но не это поразило Тихона, а то, как стар был этот мужчина. Тело его, на котором были только шорты, высохло настолько, что скелет проступал чуть не до последней косточки. Кожа, особенно ветхая на локтях и коленях, висела складками. Можно было подумать, что старик сносил свою кожу, как снашивают пиджак и брюки. Тихон не удивился бы, если бы в кожном покрове старика он вдруг заметил прорехи. Он перевел глаза на обтянутый кожей череп, в котором светился единственный глаз – другой был затянут бельмом. Открыв рот, в котором темнело три зуба, он продолжал издавать звук, который так напугал Тихона. Он смотрел на ходячий скелет как завороженный, не в силах отвести глаз. Неожиданно старик сомкнул губы и моргнул одним глазом, как будто подмигивая. Тихон в панике оглянулся, но проводника рядом уже не было.

Не поступив в институт, Лиля пошла работать в дом мод, в отдел выкроек. Купив синий халат, она заняла место за длинным, широким столом рядом с другими женщинами. Работницы сворачивали выкройки в несколько раз, а потом передавали их Лиле и другой девушке, которые заклеивали обертки. Стараясь угнаться за остальными, Лиля спешила изо всех сил, но маленькие руки не подчинялись ей. Она слушала разговоры сослуживиц, у каждой из которых был громкий голос и мощная грудь, где едва сходился халат. На Лиле он висел, как на вешалке, и доходил ей почти до пят. Разговоры были о чудесах, например, о пьянице, который плакал винными слезами, или о дурных женщинах, которые красили волосы в яркий цвет и уводили чужих мужей. Некоторые из этих разлучниц работали там же, но на других этажах, поэтому Лиля с ними не встречалась. Она представляла себе их кружевное белье в прорезях халата и ноги в черных чулках.

Толстой кисточкой она доставала из банки клей и наносила на бумагу. В ушах глухой голос повторял: «Белая кисть как хобот слона». Когда она слышала эту бессмысленную фразу, на нее находило отвращение, и она с трудом заставляла себя взяться за кисть снова, что еще больше замедляло ее работу. Кто-то из женщин даже спросил ее, все ли в порядке, и она ответила да-да, конечно, борясь с тошнотой. Но однажды другой работнице понадобилась кисть, и Лиля тут же отдала ей свою. Она радостно свернула газету в плотную трубку и стала точно так же окунать ее в банку с клеем. Голос молчал, она работала быстрее, и в конце месяца получила немного больше денег.

По утрам она любила спускаться в подъезд и проверять почту. Увидев необычный конверт, на котором не было адреса отправителя, она тут же подумала, что это от Тихона. Не могло быть так, чтобы он уехал, не попрощавшись, и даже не написал ей! С невозмутимым лицом, подавляя в себе радость, она поднялась по лестнице. Положив письмо на стол, она рассматривала марку. Если пристально вглядываться в какую-нибудь вещь, та начинает казаться странной. Позже она отпарит марку и положит в альбом, который ей подарили в детстве родители. Она начала собирать марки, просто чтобы сделать родителям приятное, но потом увлеклась. У нее были три темы: искусство, дальние страны и портреты знаменитых людей. Эта, с рисунком дерева, пойдет в категорию дальних стран. Лиля боялась открывать письмо. Она боялась признаний, боялась, что он позовет ее туда, куда она не сможет поехать. Не прочитав, она уже сочиняла ответ, который решила составить из вопросов: какие там созвездья? Как там кричат птицы? Но потом она вскрыла конверт и сразу заглянула в самый конец письма, где в глаза ей бросилось: «Не жди меня».

Недели через две Гильермо и Розария опять сидели в магазине. Ливень стоял за окном белой пеленой. Если кто-нибудь решится выйти из дому в такую погоду, то он ничего не сможет разглядеть, а струи дождя исхлещут тело, как плетки. Поэтому других посетителей в магазине не было. Гильермо пришел еще до того, как вода полилась с неба, и теперь не мог выйти. Но ему это было на руку. Ему нравилось сидеть с Розарией в темном магазине с белыми от дождя окнами. Только вещи, выставленные на продажу, молчаливые предметы, окружали их. Розария зажгла свечку.