Мария Рыбакова - Острый нож для мягкого сердца

Когда он выписался, сразу пошел по адресам, известным только ему, чтобы достать себе новый пистолет (за тридцать шесть лет работы в милиции у него были связи повсюду). Потом задумался, где бы найти греческий словарь. «Ну конечно же, у соседа, у Василия Тимофеевича!» Тот в школе преподавал математику, но по ночам смотрел на небо в собственноручно построенный телескоп, изучал древнюю историю и языки, в общем, был своего рода феномен.

Раньше они относились друг к другу со взаимной опаской, но после выстрела от нее не осталось и следа, потому что именно Василий Тимофеевич вызвал скорую помощь, когда услышал подозрительный хлопок за стеной. Постучавшись в дверь, Петрович поблагодарил (а сосед сказал: что вы, что вы, не за что.) и объяснил, что ему нужен греческий словарь. Сосед нисколько не удивился, показал на полку и предложил:

– Выбирайте! У меня пять словарей Вейсмана, все разных цветов.

Квадратные тома были действительно в разных обложках: в коричневой, белой, зеленой, черной, бежевой. Сосед, видимо, интересовался цветами, потому что, глядя на Сергея Петровича, он вдруг вскрикнул:

– Смотрите-ка! А ведь у вас растет белая борода! Сергей Петрович пожал плечами и ответил:

– Что ж, я тогда, с вашего позволения, белую книгу возьму. Под цвет бороды.

В придачу Василий Тимофеевич дал ему тонкую греческую грамматику. Закрыв за Петровичем дверь, он стал размышлять, какое же генетическое объяснение тому, что борода у соседа седеет быстрее головы.

Разбирая с помощью словаря Новый Завет, Сергей Петрович Колченков потерял всю свою майорскую стать. Спина сгорбилась, борода отросла, зрение ослабело. Пистолет он всегда держал поблизости. Часто в дверь звонили друзья, отвлекая его. Они хотели удостовериться, что с ним все в порядке. Из вежливости он предлагал им присесть. Они жаловались на цены и на политику. Петрович рассказывал им о своем занятии. Они старательно слушали, понимая, что он сошел с ума.

Из-за того что ему мешали посетители, перевод занял намного больше года. Когда же дело стало близиться к концу, бывший майор объявил друзьям, что едет к морю. Те поддержали его идею, надо, мол, отдохнуть и развеяться – подозревали даже, что у него появился амурный интерес.

Солидная, с колоннами, тридцатых годов гостиница показалась ему подходящим местом для смерти. В номере он закрывал окно портьерой, но солнце пробивалось сквозь нее. Ночью, думал Петрович, никто не услышит выстрела, потому что все будут спать. А если услышат, решат, что им почудилось. Или просто поленятся вставать.

Но каждый раз с наступлением темноты одиночество становилось невыносимым. Зная, что внизу, в холле, кто-то дежурит всю ночь, он решился собрать книги и спуститься вниз по лестнице. Эту ночь, решил он, я проведу рядом с тем, кого долг, а не отчаяние заставляет обходиться без сна.

Перед консьержкой ему стало стыдно, что спустился он в тапочках, а не в ботинках, которые ни разу (даже в день первого выстрела) не забывал натереть ваксой. Сергей Петрович никогда не был женат, и эти приливы робкого кокетства всегда накатывали на него не вовремя. Он знал, что их лучше бы отогнать ввиду предстоящей смерти и особенно ввиду конца света, который, как следовало из прочитанного, вот-вот должен был наступить. Но, сев в кресло и разложив перед собой книги, он не мог удержаться от того, чтобы не перекинуться с консьержкой несколькими словами.

«А что, если мне застрелиться у нее на глазах?» – думал он, ощущая пистолет за пазухой. Потом подумал, что, может быть, следовало бы и ее застрелить. Это был бы с его стороны весьма галантный поступок, ибо черные ангелы и бледные кони уже приближались.

Тихону не терпелось продолжить ночные прогулки, но он заметил, что учителя стали посматривать на него с подозрением. В школе его весь день тянуло в сон. Он теперь не поднимал руки и часто даже не слышал вопроса. Бессонные ночи, ночные походы истощили его. Он решил затаиться, дать себе передышку, так что ложился теперь рано и спал без просыпу до восьми часов. Ольга снилась ему белой кошкой, идущей по бордюру тротуара. Он просыпался веселый. Пока ел завтрак, пока шел в школу, продолжал думать о ней. Когда учил уроки и отвечал у доски, он все еще думал о ней. Эта мысль ему не мешала. Наоборот, все получалось даже лучше, потому что все, чтобы он ни делал – учил урок, решал уравнение, клал сахар в чай – было подарком для нее.

Но чем дольше он откладывал следующий ночной поход, тем больше начинал бояться предстоящей вылазки. Он даже стал почитывать хронику преступлений в газетах, пугался и приходил в восторг одновременно. Я доказал себе, что отважен, думал он. Может, бросить теперь все эти затеи? Просто вспоминать, как шел однажды ночью по городу и встретил женщину с белыми пальцами.