Михаил Пак - Натюрморт с яблоками

Первое, что сделал в сердцах Дмитрий, — выбросил фотоаппарат со штативом в реку. Поостыв, он достал все выброшенное назад и отправился странствовать по свету, сделался пилигримом во времени и пространстве.

В жару Ли-Маров продолжал видеть те места, где путешествовал, — степи, пустыни, города, леса, реки, моря и бесчисленные нити стальных рельсов, уходящие за горизонт — туда звала его судьба.

Фотограф поправился. Каждый раз, когда он перебаривал болезнь, его ослабевшая душа с удвоенной силой и с жадностью впитывала окружающую природу, а руки так и тянулись к инструменту. Он взял фотоаппарат и поехал в город, на то самое место, где его однажды потряс вид улицы с домами. Но, конечно, уже застал совсем другую картину. С неба не сыпал снежок, и пейзаж вокруг утратил ту призрачную таинственность, — все стало другим, и даже автомашины, запрудившие широкую улицу, были другие. Дмитрий вовсе не разочаровался, потому что знал, что так и должно быть. Но решил сфотографировать это место на память. Установил треножник, накинул на голову черный капюшон из плотной фланели, припал к глазку аппарата и увидел в композиции кадра машину «Скорой помощи». Карета с завывающим сигналом въехала в переулок, из нее выскочили люди в белых халатах. Ли-Маров стянул с головы накидку, пошел к машине. Вскоре санитары вынесли на носилках какую-то женщину, укрытую серой простыней. Голова ее была закрыта не полностью, выглядывал лоб с прядью вьющихся волос и свисала рука, белоснежная, с длинными пальцами. Фотограф похолодел — Алина! Это была она! Ноги у Ли-Марова подкосились, он упал, но вскоре его поднял какой-то крупный мужик. Фотограф увидел, как «Скорая помощь» выехала на шоссе и исчезла из виду.

— Ты, что, в обморок как девка падаешь? — мужик держал его за плечо. — Стой крепко.

— Она жива?! — спросил фотограф. — Правда, она жива?!

— Как же будет жива, если этот идиот — муж всадил ей в грудь из ружья целую горсть дроби?

— Муж?!. А за что?!

— Кто их знает? В каждой семье свои заморочки. Следствие покажет.

Дмитрий собрал инструменты и зашагал прочь, шатаясь, как пьяный. Он бродил по городу, не помня себя, набрел на знакомого бомжа-философа, ночь спал в какой-то каморке, прокуренной и пахнущей сыростью.

Станция, дорога, лес — все было в белом искрящемся снегу. По проложенной лыжне скользили на лыжах двое, отец с дочерью, девочке лет пять, из под шапочки выглядывали косички. Дмитрий посторонился, уступая им дорогу, и они промчались мимо, углубились в лес. Ли-Маров вспомнил Лику, дочурку Эмилии, к которой очень привязался, — теперь она взрослая девушка. Он зашел в избу, бросил в печь поленьев, закурил сигарету — впервые за долгий перерыв. И сидел так, уставясь на пляшущееся пламя, пока не услышал, как стукнула наружная дверь.

— Эй, хозяева! — крикнул кто-то, ступая в комнату. Дмитрий протер глаза и вскочил на ноги.

— Алина?! — воскликнул он. — Это ты?!

— Вроде бы я, — женщина была в пальто и в вязаной шапке, держала в руке пакет. — Что с тобой?! Ты не заболел?

Он обнял ее и затрясся в плаче.

— Что случилось? — удивилась Алина.

Фотограф поведал вчерашнюю историю.

— Бедная женщина, не повезло ей. И занесло же тебя куда…

— Как хорошо, что с тобою ничего не случилось, — твердил Дмитрий, продолжая тискать ее в объятиях. — Как хорошо…

— А у меня есть для тебя новость, — сказала Алина. — Угадай, какая? Ну отпусти же меня. Давай, сядем.

— Гм, наверное, ты принесла мне что-то вкусненькое?

— Вообще-то я прихватила кое-какие продукты. Но то другое.

— Сдаюсь.

— Ладно. Я нашла одного человека, который хочет купить твои фотографии.

— Да?! Ты говоришь правду?!

— Ай, ай! — рассмеялась Алина. — Я вижу, ты рад.

— Еще бы! — Дмитрий держал ее нежные руки в своих руках, он боялся, что они выскользнут, как во сне и молодая женщина исчезнет. — Расскажи, как тебе это удалось?!

— Наша фирма по продаже сувениров сотрудничает с одним американцем немецкого происхождения. Тот заведует известной торговой компанией. У него в офисе висят на стенах фотографии, но только недавно я обратила внимание, что они все черно-белые. Рассказала ему о тебе. Он заинтересовался. Оказалось, что Ричард Гросс, — так его зовут, — страшный поклонник черно-белой фотографии. Он сам когда-то занимался фотографией, да бросил. Показала ему твои работы. Что так удивляешься? Я же вчера приходила к тебе вечерком. Дом открыт, а тебя нет. Думала — ты вышел куда-нибудь в магазин, подождала, а тебя все нет и нет. А ты в это время, оказывается, шатался непонятно, где. А что дом не запираешь-то?