Вошел Чен и молча уселся за свой стол. Кадзи посмотрел на него и решил про себя, что он верит Фуруя не меньше, чем Чену.
На душе было тревожно. Он чувствовал, знал, что за спиной кто-то издевается над его усилиями, смеется, показывает язык. Знал и злился. И понимая, что злится впустую, впадал в ярость.
— Вот уж спецрабочие будут вам благодарны, господин Кадзи! Белой муки они, пожалуй, и на свободе в глаза не видели, — сказал Фуруя. Похоже было, что он просто издевается.
И снова возникла в памяти толпа серых призраков. Кадзи почувствовал почти физическую боль. Рядом, по соседству, на том же клочке земли, в нерасторжимой связи с ним существуют изъеденные лишаями, гноящиеся струпьями тела измученных узников и белое нежное тело Митико… Загнанные за колючую проволоку, отгороженные от мира, эти призраки будут благодарить за жалкую лепешку из белой муки…
Кадзи встал. Пожалуй, лучше будет пойти принять ванну и сбросить с себя эту хандру. Не так уж глуп Окидзима.
У двери его догнал Чен.
— У меня к вам большая просьба, — запинаясь, проговорил он. — Не скажете ли вы, чтобы мне дали немного пшеничной муки? Матушка очень болеет, а у нас одни жмыхи и гаолян.
Кадзи ни разу не видел матери Чена, хотя в воображении его уже давно сложился образ маленькой, рано состарившейся женщины с крохотными забинтованными ногами; у нее часто болит голова, она щиплет себе виски и лоб, и от этого у нее под глазами огромные фиолетовые синяки; брови у нее нахмурены, она вечно брюзжит и жалуется, она поехала вдогонку за женихом и мечтала найти свое горькое счастье в бездомной скитальческой жизни, а теперь молится об одном — съездить в Шаньдун и похвастаться перед родней: «Муженек мой разбогател и выстроил огромный дом, а сын окончил японское училище и стал важным начальником в Маньчжурии». Ее муж размозжил себе голову, свалившись в заброшенный шурф, а сын тянет лямку канцеляриста за полторы иены в день. Если будет стараться, лет через десять ему, пожалуй, будут платить две иены… Но покупать из-под полы муку для матери он не может…
— Мне очень хочется помочь тебе, — сказал Кадзи извиняющимся тоном, — но не могу же я делать для тебя исключение.
— Простите.
Да, на складе много муки, целые штабели мешков с мукой. Она предназначена для выдачи смехотворно маленькими порциями китайским рабочим — дважды в год, в новогодний праздник и в день поминовения предков. Такую же порцию дополнительно полагается выдавать особо отличившимся рабочим, не имеющим за год ни одного прогула. А честно говоря, эта мука предназначена для того, чтобы японцы растаскивали ее как крысы… Ему очень хотелось дать Чену муки. Это так просто — проявить ничтожную снисходительность. И люди о нем будут говорить хорошо, скажут: добрый, сочувствует… Но тут Кадзи представил себе злорадную ухмылку Мацуды: «Похоже, — скажет он, — и ты начал кое-что понимать. Давно бы так. Ну, теперь-то ты не станешь возвращать мою докладную?»
Кадзи окликнул Чена.
— Постой-ка, Чен. Весь этот месяц спецрабочие будут получать муку и пшено. Надзор за выдачей вечерней нормы возлагаю на тебя. Понял?
Чен, недоумевая, посмотрел на Кадзи. Потом лицо его осветилось широкой счастливой улыбкой.
25
На руднике только и разговоров было о том, как опростоволосился Кадзи — сколько рабочих увели у него из-под носа! Это событие стало темой номер один, тем более что жизнь молодой четы, недавно приехавшей на рудник, была в центре внимания местных дам.
— Зазнался, вот и перехватил через край…
— Известно, молодость — глупость.
— Тут люди стреляные, огонь и воду прошли. Не так просто их одолеть.
— А вы слышали, как он взятку обратно отправил? Благородство захотел показать!
— Вот и сел в лужу! Ха-ха-ха!..
— Ну зачем так! Нехорошо смеяться над человеком, неопытный еще.
— Эге, да ты к нему, видно, неравнодушна. Зря стараешься, у него жена красавица…
Обойдя единственную в поселке улицу, пересуды дошли до Митико.
Кадзи не сказал ей ни слова о своей неудаче. Не потому, что стыдился признаться в промахе. Он не считал это своей ошибкой. Что-то было неправильно, порочно, но где — он еще не разобрал и не видел необходимости попусту тревожить Митико.
А Митико поняла все по-другому: он не хочет делиться с ней своими мыслями и переживаниями.
— Ведь если б я знала все это заранее от тебя, я могла бы заставить сплетниц прикусить языки, — сетовала Митико. — А так что я могла им ответить?
Читать дальше