Я злилась. Нет, океан между нами – это не расстояние. Это разный образ жизни. Я не готова изменить свой. А он тем более. Так и написала. Ждала ответа с опровержением. Ныряла в компьютер несколько раз на дню. Ответа не было. Опять зашла на сайт. В тот день он просмотрел семьсот тридцать женских анкет. Я наконец увидела его фотографию. Типичный кавказец. Жгучие, черные глаза. Взгляд породистого пса с хорошей родословной. Не взял только ростом – 170 см. Ушел в ширину. И этому типу я позволила плакаться в мою жилетку. Условно гладить по голове и ласково баюкать. Получается, это все, что ему от меня было надо. Решила спросить. Оставалась маленькая надежда – вдруг мое последнее письмо не дошло. И он думает, что это я его бросила. Написала очень осторожно: «ваше молчание – это интеллигентная форма – пошла ты к черту?» Получила ответ: «Я не могу больше с вами общаться. Свои нервы дороже».
Я ничего не поняла. Перечитала все свои отправленные письма. Не нашла ни одного, после которого можно было нервничать. Все проникнуты участием и состраданием к нему. К себе – одна ирония. И ни одного вопроса или просьбы о помощи. Хотя я в ней нуждаюсь больше, чем он. Получилось, как всегда. Я сыграла роль костыля, который кидают в угол, когда срастаются раны. Виртуальное пространство приняло мой образ реальных отношений: мне от вас ничего не надо. Хотя, может быть, герой моего несостоявшегося романа заболел неврастенией. Виртуальной. Хорошо, что она через океан не передается.
Три года я подаю ему чай и кофе. Чай он любит с лимоном, с одной ложечкой сахара. Кофе – черный и без сахара. Я кидаю пакетик чая в чашку, наливаю кипяток, добавляю свое презрение и размешиваю. Оно оседает на тонких стенках китайского фарфора. Другой посуды он не признает. Ему надо чтобы горячий напиток непременно просвечивал сквозь чашку. Он отпивает глоток, поднимает чашку к окну и смотрит, сколько в ней осталось.
Горячий чай он не любит. Надо чтобы немного остыл. Иначе его толстые губы начинают шелушиться. Поэтому я разливаю чай заранее. Сверху накрываю салфеткой, кладу маленькую, позолоченную ложечку и жду приказания.
Пока его нет, надо навести порядок на столе. Он требует, чтобы все вещи лежали в строгой последовательности. В центре – три папки. Посередине – желтая, слева – красная, справа – зеленая. В той последовательности, в которой зажигаются огни светофора. Настольные часы – на правом конце стола. Чуть наискосок от папок. Погрешность не допускается даже на сантиметр. Рядом – канцелярский набор с ручками, карандашами, скрепками, бумажными квадратиками. Полка с чистой бумагой – на левом конце стола. Вынимаю, выравниваю всю стопку. Чтобы ни один лист не вылез ни на миллиметр. Он этого не любит. Проверяю корзину для мусора. Чистая. Немного сдвинута с места. Поправляю, так, чтобы не упала, когда начнет вытягивать ноги вперед. Кресло надо отвернуть чуть влево, а тумбочку повернуть вправо. Стол для гостей идеально чистый. Но все равно лишний раз пройтись тряпкой не помешает. Стулья следует слегка отодвинуть, чтобы не громыхали, когда будут садиться.
Теперь цветы. Восемнадцать горшков кактусов. Земля еще влажная, можно не поливать. Поберечь пальцы от уколов. Сегодня опять будет спрашивать, почему они не цветут. Все ждет, когда распустится хоть один. Не дождется. Я вовремя обрываю завязь и замазываю рану зеленкой. Пока я здесь, не допущу, чтобы при нем появились нежные бутоны.
Осталось задернуть шторы так, чтобы остался маленький просвет. Он любит полумрак и холод. Включаю кондиционер, настольную лампу, компьютер. Все готово. На часах – половина девятого. Сейчас придет.
Это он. Его тяжелые шаги. Идет, выбрасывая ноги вперед. Руки плотно прижимает к телу. Он здоров и надеяться на то, что заболеет, бесполезно. Его машина никогда не попадает в аварию. Лифт не обрывается и даже не застревает. Самолет приземляется вовремя. Поезд не сходит с рельсов. В темном переулке никто не нападает. Он – сильный мира сего. И ничего, что толстый, лысый, маленький. Зато под мышкой – кейс с деньгами и бумагами. Лицо лоснится от сытого превосходства.
Небрежно бросает взгляд в мою сторону, спрашивает, кто звонил и, не дождавшись ответа, хлопает дверью. Потом начинает орать матом по телефону. Главное услышать, когда попросит принести чай. И не расплескать, не выронить ложечку. Поставить рядом с пепельницей. Удержать улыбку. Сохранить дистанцию. Не задеть нечаянно рукой. Оградить его от лишних движений. Выполнить все, что прикажет. Выслушать недовольство по поводу роста курса доллара, срыва поставок, недисциплинированного партнера, плохого водителя, мрачного вахтера, медленного лифта, дождливой погоды, капризной жены. Потом успеть отвернуться раньше, чем мою дежурную улыбку вытеснит презрительная ухмылка. Выйти, плотно закрыть дверь, прислониться к окну и подавить гнев. Чтобы не услышать этого барского: «Вы, милочка, чем-то недовольны?»
Читать дальше